Глава 22
Все две недели перед поездкой в Европу с показом коллекций готовой одежды в их кабинетах царила зловещая тишина. Тимми почти все время молчала, они ходили вокруг нее на цыпочках. Она работала допоздна, дверь в ее кабинет всегда была закрыта, а в обоих ее домах было мрачно, как в гробницах. Один раз Тимми поехала к себе на виллу в Малибу, но долго там не выдержала. Приехала к сестре Анне в приют Святой Цецилии и все ей рассказала, а сестра Анна ответила, что будет по-прежнему молиться о счастливом разрешении, и напомнила Тимми, что она должна думать о ребенке, который уже скоро родится. Монахини очень волновались за нее, дети клали руки на ее живот. Спрашивали, есть ли у ребенка отец, и она объяснила им, что отца у него нет, как и у многих из них, и они ничуть не удивлялись. Когда Тимми уезжала, сестра Анна обняла ее и повторила, что будет за нее молиться.
Тимми печально посмотрела на сестру Анну и сказала, что молиться за нее уже поздно, во всяком случае, о ее встрече с Жан-Шарлем.
– Молиться никогда не поздно, – бодро ответила сестра Анна. Тимми лишь покачала головой и уехала.
Они с Джейд приобрели для Тимми несколько свободных фалдистых накидок и широких бесформенных жакетов, что-то из них Тимми смоделировала сама, они искусно драпировали ее живот, и она надеялась, что хотя бы во время показа никто не догадается о ее беременности и пресса не устроит из нее сенсацию. Но Тимми знала, что после показа ей уже не удастся скрывать свое положение. Уже и сейчас для этого приходилось прилагать немало усилий. Ей надо только продержаться еще несколько недель, а там она сможет вздохнуть с облегчением, уедет в Лос-Анджелес и там затаится. Будет жить тише воды, ниже травы. Ей совсем не нужно, чтобы все до единого журналисты модных изданий начали наперебой гадать, кто же отец ребенка. Она была счастлива, что никто не знал о Жан-Шарле. В конечном итоге это обернулось великим благом. Тимми также тревожила мысль, что вдруг она случайно встретится с Жан-Шарлем, когда будет в Париже, но оснований для тревоги, в сущности, не было. Она будет по горло занята демонстрацией своих коллекций, а времени разгуливать по Парижу, что она всегда любила, у нее не будет.
Дэвид по-прежнему твердо стоял на том, что Тимми следует позвонить Жан-Шарлю и рассказать о ребенке. Но всякий раз, как он об этом заговаривал, она упрямо давала ему отпор. Дэвид даже подумывал, что ему надо бы набраться смелости и самому позвонить Жан-Шарлю, но он слишком уважал решения своего босса, даже если считал их ошибкой.
– Ребенок имеет право расти с отцом, – сказал он ей однажды, но Тимми в ответ покачала головой.
– Я же росла без отца. И ничего, выросла.
– Ты совсем другое дело. У тебя не было выбора.
– Не хочу, чтобы он был со мной или с ребенком из жалости к нам или из чувства долга. Если бы он раньше ушел от жены, было бы совсем другое дело. А он не ушел. Так что мы теперь сами с усами. И я не хочу быть чьей-то брошенной любовницей да еще с ребенком в придачу. У меня довольно гордости.
Все в ней вскипело от этой мысли, но лицо осталось горестным и потерянным, – так же было и на душе.
– Позволь спросить тебя, Тимми, а разве он тебя бросил? Это ты бросила его. Ты даже солгала ему, что у тебя есть кто-то другой. Ты порвала с ним. Ты с ним, а не он с тобой. И при этом нанесла ему удар под ложечку.
– Рано или поздно он все равно бы порвал со мной. Он же не хотел видеть меня. Еще немного – и он сказал бы, что не хочет разрушать свою семью.
Тимми была в этом уверена, Джейд с самого начала оказалась права.
– Теперь тебе этого никогда не узнать, согласись, – резко сказал Дэвид. Но Тимми было не поколебать, равно как и Джейд, которая твердила, что Тимми поступила совершенно правильно, хотя сама Джейд недавно обручилась со своим архитектором. Она обеими руками голосовала за любовь, но только не с женатыми мужчинами. Такая любовь, утверждала она и свято верила в то, что говорит, – это тупик.
В Нью-Йорке их показ прошел с большим успехом, потом они полетели в Милан и Лондон, как всегда. А когда наконец добрались до Парижа, Дэвид увидел, что Тимми не только смертельно устала, но и подавлена. Куда девалось воодушевление, которое всегда охватывало ее в Париже. Она делала все, что необходимо, для проведения презентации, была так же безжалостна во время примерок на манекенщицах, как и всегда, но ни разу не вышла из гостиницы и ужинала у себя в номере. Нигде не бывала и всеми силами старалась, чтобы ее никто не увидел. Она все еще прятала свою тайну под фалдистыми накидками и драпировками, но скрывать то, что было под ними, становилось с каждым днем все труднее. За время демонстрационной поездки ребенок заметно вырос, и когда Тимми оставалась одна в своем номере и натягивала джинсы, сбросив сшитую ею накидку, которая искусно маскировала своими складками и драпировками ее живот, то он казался просто огромным.
Дэвид подозревал, что Тимми боится случайно встретиться в Париже с Жан-Шарлем. Едва кончив работу, она тут же скрывалась у себя в номере, как мышка. Джейд и Дэвид несколько раз звали ее куда-нибудь поужинать, но она всякий раз отказывалась и говорила им, чтобы шли без нее. Да и то сказать – как же она устала.
Почему-то на этот раз парижское дефиле с самого начала не заладилось. До Парижа все шло как по маслу, а в Париже, как выразилась Тимми, у луны, видно, начался понос. Все, что только могло сорваться, срывалось. Две манекенщицы заболели, третью посадили в тюрьму за то, что продавала на тусовке кокаин и ее за этим занятием поймали. Их парижский флорист перепутал заказы, доставил им совсем не те цветы, что нужно, и уже ничего не мог исправить. На подиуме оказалось что-то наподобие трех трамплинов, и если дорожку не выровнять, то манекенщицы на высоченных каблуках переломают себе шеи на скользкой поверхности с буграми. Тимми приказала, пусть делают что хотят, платят сколько нужно, но чтобы ко вторнику все было в идеальном порядке. И в довершение всего что-то случилось с освещением, оно то и дело гасло, и помещение погружалось во мрак. Вызвали электриков, стали чинить, и тут сорвалась ферма со светильниками, упала на электрика и сломала ему плечо. Было такое ощущение, будто их кто-то проклял.
Тимми крепко выругалась от досады. Они до сих пор ждали манекенщиц, чтобы начать репетицию. Пятеро опаздывали, явилась одна, но сильно навеселе. Портнихи не успели сделать подгонку после примерок.
– Ну вот скажи, Дэвид, какая еще пакость может случиться? Не удивлюсь, если сюда сейчас ворвется стадо слонов.
– Ничего, Тимми, всякое бывает, сама знаешь, – стал успокаивать ее Дэвид. Но нынче и правда все шло вкривь и вкось.
– Господь с тобой, в Париже? В Оклахоме сколько угодно. Но мы не можем так опозориться в Париже, пресса сожрет нас, – сказала Тимми несчастным голосом. С той минуты как они прилетели в Париж, с ее лица не сходило выражение тоскливой обреченности. Быть в одном городе с Жан-Шарлем и не встретиться с ним! Эта мысль грызла ее день и ночь.
Их вчерашняя репетиция напоминала эпизоды из «Братьев Маркс» [7], и Тимми настояла на генеральной репетиции, хотя освещение было не в порядке и «трамплины» с подиума еще не сняты. Один как-то удалось убрать, но осталось еще два.
– О чем только эти идиоты думали, когда строили помост? Явно были под кокаиновым кайфом, – негодовала Тимми. Она уже несколько дней не давала никому покоя и хотела только одного – чтобы демонстрация скорее прошла. Как будет хорошо, когда она приедет домой и отключится от всех забот. Париж ей был сейчас ненавистен. Она могла думать только о Жан-Шарле, вспоминать, как он вошел восемь месяцев назад в ее гостиную в этом самом отеле и как она с первого взгляда влюбилась в него, вспоминать и плакать. Но другим она об этом не говорила. Им и не надо было ничего говорить, они сами все видели. Скорее бы завершился этот показ, и как только он кончится – домой, сразу же домой.
В четыре часа дня все было готово, чтобы начать генеральную репетицию. Освещение кое-как исправили, остались какие-то мелочи. Пора начинать, распорядилась Тимми. Все манекенщицы пришли, платья подогнали. Тимми весь день не ела, для поддержания сил без конца сосала чупа-чупсы. И тут одна из ферм со светильниками снова погасла. Тимми поднялась на подиум, чтобы как следует рассмотреть все снизу.
– Осторожнее, как бы она на тебя не упала, – пошутил Дэвид, и тут ферма и в самом деле начала падать с потолка, Тимми сделала шаг назад и сумела увернуться, однако поскользнулась на одном из оставшихся «трамплинов» и упала навзничь на пол, все ахнули и бросились к ней. Только Дэвид и Джейд знали, что она беременна, но упала она так сильно, что испугались все. Когда Дэвид подбежал к ней, лицо у нее было ошеломленное и бледное до синевы, и он подумал, что наверняка она ударилась головой.
Дэвид опустился на колени возле нее и посмотрел ей в глаза. Она лежала на спине и не шевелилась и никак не могла перевести дух.
– Тимми, ты как?… Скажи что-нибудь…
Она смотрела на него и, казалось, сначала ничего не могла сообразить, все молча глядели на нее. Дэвид отошел и оставил ее наедине с Джейд.
– Не вызывайте врача, – прошептала Тимми своей помощнице. – Не позволяйте им вызывать врача.
Джейд кивнула, но ей показалось, она знает, что хочет сделать Дэвид, а она не могла оставить Тимми и помешать ему. Тимми была пугающе бледна, а когда попыталась сесть, у нее закружилась голова, когда же хотела встать, то громко закричала от боли. Ее лодыжка начала раздуваться, как воздушный шарик, она с исказившимся от боли лицом оперлась о руку Джейд.
– Кажется, я вывихнула ногу, – сказала Тимми и рухнула на стул. Один из электриков принес ей лед, помощник администратора прибежал справиться, как она. Кто-то ему сообщил, и он предложил вызвать гостиничного врача. Тимми решительно отказалась, заявила, что чувствует себя прекрасно, но ее вид не подтверждал ее уверений.
– Может быть, у тебя перелом, – встревоженно говорил Дэвид. О ребенке спросить он не смел, но видел, как она потирает рукой живот. – Я считаю, ты должна ехать в больницу, – сказал он, когда Джейд побежала сказать манекенщицам, что произошла небольшая задержка, но через несколько минут генеральная репетиция начнется. Помощник пошел к администратору отеля обо всем доложить. Он знал, какой важный клиент Тимми, и понял, что она нуждается в помощи.
– Да все отлично, – сказала Тимми и снова попыталась встать на ноги. – Начинаем!
Вид у нее был – краше в гроб кладут.
– Ты с ума сошла, – шипел Дэвид, глядя, как она пытается дирижировать репетицией, а сама вот-вот упадет в обморок. Минут через двадцать Тимми обернулась и увидела в нескольких шагах от себя Жан-Шарля, он стоял и внимательно наблюдал за ней. Страшнее кошмара она не могла себе представить. Он здесь. Она понятия не имела, кто его вызвал, но вот вызвали же! Тимми посмотрела на Дэвида, но он как раз в эту минуту повернулся к Джейд и стал ей что-то говорить, и взгляда Тимми не поймал. На Жан-Шарля тоже было больно смотреть. Едва Тимми его увидела, как ее охватила паника, казалось, она вот-вот потеряет сознание. Жан-Шарль усадил ее и попросил опустить голову между колен, а когда Тимми после этого выпрямилась, то на ее лице была гримаса нестерпимой боли.
– Мне не нужен врач, – твердо сказала она, – но все равно благодарю вас за то, что пришли. Я прекрасно себя чувствую. Просто небольшая одышка.
Жан-Шарль уже посмотрел на ее ноги и увидел распухшую лодыжку. А пока держал ее руку и считал пульс.
– Судя по всему, перелом, – сказал он и, присев на корточки, стал осматривать лодыжку Тимми. Тимми с отчаянной мольбой смотрела на Дэвида. Но Дэвид не собирался бросаться ей на выручку. Пусть все решает судьба, считал он. Он только легонечко ее подтолкнул. – Вам нужно в больницу, – спокойно сказал Жан-Шарль. Они встретились в первый раз за все то время, что прошло после апреля, и было видно, что обоим сейчас тяжело.
– Мне не нужно ни в какую больницу. Мы сейчас начинаем репетицию.
– Насколько я помню, у нас уже был подобный спор.
Вид у Жан-Шарля был такой же несчастный, как и у Тимми. И тут в разговор вступил Дэвид:
– Репетицию проведу я. Ради бога, это всего лишь прогон. Твою ногу обязательно должны посмотреть врачи.
И не успела Тимми опомниться, как он помог Жан-Шарлю поставить ее на ноги, она расправила свою накидку и распушила фалды. Тимми была очень элегантна, но бледная как смерть и не могла сделать ни шагу из-за распухшей лодыжки. Пока она безуспешно спорила с Дэвидом и Жан-Шарлем, откуда-то прикатили кресло на колесиках. Управляющий отелем вздохнул с облегчением, увидев рядом с Тимми врача.
– Если хотите, я вас отвезу, – официальным тоном предложил Жан-Шарль. Когда Дэвид ему позвонил, он был у себя в кабинете и принимал больных, но сразу же приехал.
– Я могу поехать на такси, – отказалась Тимми, стараясь не смотреть на него. Уже от одного только того, что он здесь, ее сердце колотилось как сумасшедшее. Тимми не хотела его видеть, не хотела ехать с ним в одной машине. Не хотела, чтобы он был где-то рядом. И сейчас ее сердце разрывалось на части. Тимми знала, что будет любить его до конца своих дней. И не хотела его больше видеть. Она уже смирилась с тем, что потеряла его. И мучительно пережила эту потерю. А видеть его сейчас оказалось еще более мучительно. Не разрывай ее такая боль в ноге, она бы рассердилась на Дэвида. У него на лице было крупными буквами написано, что это он позвонил Жан-Шарлю. Да, Дэвид виноват перед Тимми, но все равно он поступил правильно, он это твердо знал. Кто-то же должен был сделать хоть что-то, чтобы помочь и им обоим, и их ребенку. Вот он и помог.
– Вы не можете ехать одна, – резонно возразил Жан-Шарль. – Я вполне могу вас отвезти. Все равно у меня там пациент.
Тимми ничего не ответила, и один из электриков выкатил ее из вестибюля и спустил с крыльца, а Жан-Шарль шел за ними. Швейцар подал его машину, и Жан-Шарль помог Тимми перебраться в нее. Боль была сильнейшая, она чуть не плакала, пока устраивалась на сиденье, но изо всех сил крепилась.
– Прощу прощения, – извинился Жан-Шарль, и всю дорогу до госпиталя в Нейи ни он, ни она не проронили ни слова. На Тимми нахлынули воспоминания о той, давней поездке, и она старательно глядела в окно, избегая его взгляда. Лодыжка болела нестерпимо, но она молчала. И вдруг, к ее великому облегчению, в животе зашевелился ребенок. Слава богу, он жив! Наконец Жан-Шарль произнес: – Мы оба сейчас оказались в неловком положении, но я не могу не сказать вам, как я огорчен из-за вашей ноги.
Жан-Шарль был очень красив, как и всегда, и Тимми делала героические усилия, чтобы не замечать этого. Скорее бы доехать до больницы.
– Я просила не вызывать мне врача, – сказала она упрямо.
– Еще бы. – Он усмехнулся. – Хоть и сломали ногу.
Жан-Шарль был счастлив, что встретился с Тимми, даже в это непростое для обоих время.
– Я считаю, что это перелом. Что произошло?
– Я упала с дорожки на спину, пыталась увернуться от фермы со светильниками, которая падала мне прямо на голову. Сегодня все шло вкривь и вкось.
И в довершение всех бед ей не хватало только встретиться с ним!
– Производственная опасность, – заметил он, лавируя в потоке машин. Ему показалось, что Тимми немного поправилась, и это ей шло. Несмотря на гримасу боли, она была очень красива. – У вас опасное производство, – заметил он, стараясь отвлечь ее, но она молчала.
Наконец добрались до Американского госпиталя в Нейи. Жан-Шарль попросил кого-то, чтобы привезли кресло-каталку, и сам повез Тимми в рентгеновский кабинет. – Прежде чем сюда ехать, я позвонил хирургу-ортопеду – так, на всякий случай. Он сейчас дежурит, и когда будут готовы снимки, спустится к нам и посмотрит вас.
Тимми помнила, как год назад он держал ее за руку в операционной. И будь все по-другому, она опять попросила бы его взять ее за руку, или он сам бы предложил. Но сейчас все изменилось, и он не взял ее за руку. И она не хотела, чтобы он остался с ней.
Лаборант вкатил Тимми в кабинет, где ее уже ждал рентгенолог. Она оглянулась на Жан-Шарля и увидела, что он смотрит на нее. Их взгляды встретились, и Тимми тут же отвела глаза. В его взгляде была живая мука. Кому из них было сейчас больнее?
– Немного погодя я зайду, узнаю, как вы, – сказал он, и она кивнула. Просить его не заходить было бесполезно, она это знала. Что бы она ему ни говорила, он все равно сделает по-своему. Жан-Шарль ушел, и рентгенолог стал расспрашивать Тимми, как все произошло. Она ему рассказала, и он отвез ее в рентгеновскую комнату и помог ей подняться на рентгенодиагностический стол, чтобы сделать снимки. Теперь Тимми должна будет ему все рассказать, выбора у нее не оставалось.
– Я беременна, – очень тихо сказала она, как будто Жан-Шарль стоял под дверью и мог все слышать, хотя он ушел смотреть своего пациента, и Тимми это знала. Он мог бы отвезти ее в больницу Пти-Сальпетриер, но решил, что здесь ей будет спокойнее.
– В самом деле? – удивился рентгенолог, и тогда Тимми распахнула накидку с фалдами и показала ему свой живот. Врач был поражен. Она скрывала его одеждой очень искусно, но он сразу понял, что срок большой, не меньше шести месяцев.
– Пожалуйста, никому не говорите, – сказала Тимми, ложась. – Это тайна.
– Вы кинозвезда? – почтительно спросил он, и Тимми с улыбкой покачала головой. Он накрыл ее тяжелым свинцовым фартуком для защиты. Боль в ноге была зверская, но врач дотрагивался до нее очень осторожно. Жан-Шарль сказал ему, что Тимми его добрый друг. Вот поразился бы он, узнай, что Тимми носит его ребенка. И Жан-Шарль тоже.
Снимки были готовы через несколько минут, пришел хирург-ортопед посмотреть ногу Тимми. Он внимательно изучил снимки. Жан-Шарль оказался прав – перелом. Ортопед сказал, что придется наложить гипс, и через час, когда Жан-Шарль вернулся, Тимми уже была на костылях, нога в гипсе, а лицо бледнее некуда. Ее подташнивало, но она не хотела признаваться в этом в его присутствии. Жан-Шарль видел, как она слаба и как пытается скрыть от него свою слабость.
– Вы были правы, – вежливо сказала Тимми. Она видела, что Жан-Шарль окружил ее очень хорошими специалистами и попросил их отнестись к ней с особенным вниманием. Все были удивительно доброжелательны, внимательны и сведущи в своей профессии. В той четкости, с какой все было организовано, Тимми чувствовала его руку.
– Я отвезу вас в гостиницу, – сказал Жан-Шарль, поблагодарив рентгенолога и ортопеда, с которыми, как поняла Тимми по их разговору, он был в добрых дружеских отношениях.
– Нет никакой необходимости везти меня обратно в гостиницу, – возразила Тимми и тут только заметила, что с ней нет ее сумочки. Она забыла ее в гостинице, там, где проходила репетиция. – Ну может быть, и в самом деле… – Тимми смутилась. – У меня нет с собой денег на такси. – Швейцар, конечно, заплатил бы таксисту, но сейчас лучше вернуться в «Плаза Атене» с ним. От боли и от потрясения, что она встретилась с ним, у нее кружилась голова. – Если вам не трудно.
– Ничуть, – вежливо ответил Жан-Шарль, оглядывая ее. Что-то в ней изменилось, хотя он не мог понять что. Волосы? Нет, может быть, лицо? Оно стало не только чуть более полным, но и более нежным. В ней не было прежней яркой сексуальной притягательности, но она стала еще красивее, чем он помнил. Он бережно помог ей устроиться в машине, и они поехали обратно в гостиницу. – Я очень огорчен, Тимми, что с вами приключилась такая беда, – сказал Жан-Шарль. – Действительно, не повезло. – Он знал, что она сейчас испытывает сильнейшую боль, хоть и не жаловалась. Ей предложили болеутоляющие таблетки, но она не стала их принимать из-за ребенка. Уверяла врачей, что ничего страшного, боль пройдет, и положила пузырек с таблетками в карман. Жан-Шарль подумал, что она очень глупая и очень храбрая.
– Все обойдется. – Она пожала плечами. – Могло быть хуже.
Мог пострадать ребенок, и какое счастье, что этого не случилось. Вот уже полчаса, как он очень активно толкался и брыкался у нее в животе, и она с радостью к нему прислушивалась. Ей хотелось сейчас только одного – поскорее лечь в постель. Репетицию они уже наверняка провели. Она надеялась, что все прошло хорошо, но сейчас ее это не слишком волновало. Волновало ее только то, что рядом с ней Жан-Шарль и что он везет ее из больницы. Ведь она думала, что никогда больше его не увидит. И вдруг он посмотрел на Тимми, когда они остановились у светофора, и этот его взгляд испугал ее. Тимми по-прежнему была очень бледна, Жан-Шарль ей этого не говорил, но был встревожен.
– Мне очень тяжело, Тимми, что у нас все разрушилось. Вы были очень терпеливы, и вы поступили правильно. Было бесчеловечно просить вас нести эту ношу вместе со мной. Мало у кого из женщин нашлось бы столько терпения, сколько проявили вы. Разве я мог ожидать, что несчастья посыплются на меня как из рога изобилия.
– Ничего не поделаешь, – тихо ответила она. – Вы не виноваты. Жизнь не всегда по головке гладит.
Жан-Шарль улыбнулся в ответ. Он любил ее и будет любить, пока жив, он это знал. Тимми обратила внимание, что на его руке нет обручального кольца, он заметил, как она посмотрела на его руку, и поймал ее взгляд.
– На все нужно время. Я наконец-то уехал от них. Хотелось уехать раньше, но просто не мог. А потом понял, что дети это переживут. Жене гораздо лучше. Я выполнил свой долг. И теперь должен был уйти.
Тимми в изумлении смотрела на него.
– Вы переехали от них? – Жан-Шарль кивнул. – И как они сейчас?
Тимми была потрясена.
– Страшно сердятся на меня. Никто не благодарит нас за добро, которое мы им сделали, и все упрекают нас за то, чего мы не могли сделать. Дети скоро успокоятся. – Он говорил очень спокойно, очень сдержанно, но в глазах у него была горечь. – Простите меня за то, что я так рассердился из-за того, что вы встречаетесь с другим. Для меня это был тяжелый удар. Но вы были правы. Зачем вам было ждать меня до бесконечности? – У Тимми появилось такое чувство, будто она опоздала на поезд, опоздала всего на пять минут. Он уехал из квартиры, где живет его семья. Снял обручальное кольцо. И начал действовать. А она ждет от него ребенка. И сказала, что встречается с другим. – Вы изменились, – сказал Жан-Шарль, желая переменить тему. А она смотрела на него широко раскрытыми глазами и не знала, что сказать.
– Я пополнела, – пролепетала она. Они ехали по площади Согласия. В лодыжке пульсировала мучительная боль, ее мутило.
– Вам это идет, – сказал он, сворачивая на Плас-ла-Рен, чтобы ехать к отелю «Плаза Атене». – Сколько вы еще пробудете в Париже?
– Я улетаю послезавтра, – ответила она и улыбнулась, вспомнив, как в феврале он пригласил ее выпить с ним коктейль. Прощаясь с Тимми после устроенного ею приема, он задал ей тот же вопрос, и она произнесла в ответ те же самые слова. А на следующий день влюбилась в него как сумасшедшая. Это была любовь с первого взгляда. – Мне кажется, я уже видела этот фильм, – сказала Тимми и вдруг расхохоталась, а он повернул к ней голову и улыбнулся. Он подумал о том же, о чем и она. Его вопрос и ее ответ эхом отозвались в его памяти.
– Может быть, нам стоит поехать к Эйфелевой башне, – сказал он, – и представить, что сегодня первое сентября… Впрочем, нет. Вряд ли это понравилось бы вашему новому, нынешнему возлюбленному.
Тимми с минуту молча смотрела в окно, потом взглянула ему в глаза. Довольно морочить его этой дурацкой игрой. Она никогда раньше ему не лгала, до самого конца, и потом все время раскаивалась.
– Никакого нового возлюбленного у меня нет, Жан-Шарль. И никогда не было. Есть только ты.
И это была истинная правда. Жан-Шарль в изумлении посмотрел на нее.
– Тогда зачем же ты сказала мне это? Только для того, чтобы причинить мне боль?
Жестокость – как это не похоже на нее. Наверное, она считала, что он это заслужил, но он был с ней не согласен. Да, он вел себя глупо, но никогда не был с ней жесток.
– Все было гораздо сложнее. И объяснить не так-то легко. Я хотела, чтобы ты думал, будто я тебе изменила, – сказала Тимми и вздохнула. Сейчас она должна была все объяснить Жан-Шарлю, но мысли путались и разбегались.
– Зачем ты хотела, чтобы я думал, будто ты мне изменила? – ошарашенно спросил он, остановившись перед светофором. То, что она говорит, полный бред. Они любили друг друга, были верны друг другу. Зачем было обращать это все в жестокий фарс?
– Потому что если бы ты ко мне не вернулся, а остался с женой – а я была уверена, что ты с ней останешься, – я не хотела, чтобы ты знал, что это твой ребенок.
Жан-Шарль широко раскрыл глаза. Ее слова ошеломили его.
– Какой ребенок?
Он ничего не понимал. Что она такое говорит? А Тимми легким движением распахнула накидку, и Жан-Шарль увидел, что она под ней скрывает.
– Наш ребенок, – тихо сказала она. – Ребенок, о котором я тебе не рассказывала, потому что не хотела давить на тебя. Я хотела, чтобы ты пришел ко мне, потому что любишь меня, а не потому, что считаешь это своей обязанностью, или потому, что жалеешь меня.
И когда Тимми это наконец сказала, по ее щекам потекли слезы.
– Ты сумасшедшая… о господи… ты беременна, и на таком сроке, и до сих пор ничего мне не сказала?… Господи… Тимми… – Он протянул руку и положил на ее живот, и ребенок в эту минуту заворочался. И на его глазах тоже появились слезы. – Это же безумие, как ты могла… Да я же люблю тебя!.. Это я-то стал бы жалеть тебя? Тебя, такую сумасшедшую и отважную? – Он обнял Тимми, прижал к себе и поцеловал. Водители оглушительно сигналили, визжали тормоза, вокруг них вихрился поток машин. А он смотрел на нее с неизбывной любовью. – Любимая ты моя… Какой срок?
– Шесть с половиной месяцев.
– Не могу поверить, что ты скрыла это от меня. – Жан-Шарль никак не мог опомниться, однако все же тронулся с места и поехал, к великому облегчению собратьев-водителей.
– Я хотела тебе сказать, но у твоей жены обнаружили рак в тот самый день, когда я узнала, что беременна. Я решила не нагружать тебя еще и этим. Потом я хотела сказать тебе первого сентября, на Эйфелевой башне… но ты отменил нашу встречу и провел целый месяц в Италии возле Жюли… а потом…
– Тимми, ради бога… Прости меня… Если бы я знал… Я хотел поступить порядочно по отношению ко всем, и вот единственным человеком, которого я обидел, оказалась ты. Ты сможешь меня простить?
– Мне не нужно тебя прощать. Я же люблю тебя. Какая глупость, что я тебе не сказала. Не хотела, чтобы ты был со мной из чувства долга, по обязанности, не хотела заманивать тебя. Ты всегда поступаешь порядочно по отношению ко всем. Я хотела, чтобы ты был со мной, потому что любишь меня, а не потому, что того требуют твои представления о порядочности.
– Ну конечно же, я люблю тебя, – прошептал он, сворачивая на авеню Монтень. – Люблю, люблю, люблю… И что мы теперь будем делать? Когда ребенок родится? – Голова у Жан-Шарля шла кругом. Сколько всего сразу на него свалилось! Она любит его. И всегда любила. И не изменила ему. У нее нет никого другого. И не было. Она всегда оставалась ему верна. Она ждет их ребенка. И по-прежнему его любит. И никогда не переставала любить его, как и он никогда не переставал любить ее. После того как она порвала с ним, он не жил, а существовал. И вдруг его пронзила тревога. – А ребенок? Ведь ты упала, может быть, с ним что-то не так? Давай вернемся в больницу и проверим. – В глазах у Жан-Шарля был страх.
– Он должен родиться в январе, и с ним ничего плохого не случилось. Он уже с полчаса вовсю толкается и брыкается.
– Как только мы приедем в гостиницу, ты сразу же ляжешь в постель, – строго сказал он.
– Слушаюсь, доктор, – улыбнулась Тимми.
– Вы изволите издеваться надо мной, мадам О’Нилл.
Он тоже улыбался. Как же ему не хватало все это время ее юмора, ее лица, ее рук и поцелуев, ее голоса, а главное, ее любви.
– Да, доктор, изволю издеваться. – Тимми не могла прогнать с лица улыбку. Они подъехали к подъезду «Плаза Атене». – Может быть, вы подниметесь ко мне и выпьете бокал шампанского?
– А потом, Тимми? Как мы будем жить дальше?
Жан-Шарль просто сиял.
– Что бы ты предложил? Не знаю, смогу ли я руководить своей фирмой отсюда, но могу попытаться. – Она никогда бы не попросила его отказаться от своей практики в Париже и переехать в Калифорнию, потому что он не мог бы там работать врачом. Уж если кому-то и переезжать, то только ей.
– А потом?
– О чем ты? – лукаво спросила она. Они вдруг снова обрели свои мечты. Тимми думала, что потеряла Жан-Шарля навсегда, и вот он перед ней, и она смотрит на него, и в ее глазах сияет любовь. Он вернулся к ней, потому что она сломала ногу и Дэвид позвонил ему. И она сейчас благодарила судьбу за этот несчастный случай.
Жан-Шарль потянулся к ней и поцеловал. Об этом поцелуе Тимми мечтала и тосковала все эти долгие одинокие, мучительные месяцы, что она прожила в разлуке с ним.
– Выходи за меня замуж, – прошептал он. Раньше он никогда ей этого не говорил.
– Потому что тебе меня жалко? – прошептала она. – Или потому что у меня будет ребенок?
Их лица почти соприкасались, она пытливо смотрела ему в глаза.
– Нет, дурочка, потому что я тебя люблю. И всегда любил. И мне очень досадно, что пришлось ждать так долго.
– В таком случае я согласна, – улыбнулась Тимми и поцеловала его. Потом откинулась на спинку сиденья, и на ее лице засияла улыбка счастья. – Наверное, это значит, что я никогда больше не вернусь в сиротский приют.
С сиротством было покончено навсегда. Теперь Тимми это знала.
– Истинно так, – сказал он, выходя из машины, и подошел к ее дверце. – Ты никогда туда не вернешься. Ты поедешь со мной, Тимми, в наш с тобой дом.
Жан-Шарль бережно взял ее на руки и внес в вестибюль «Плаза Атене», где они год назад встретились и полюбили друг друга с первого взгляда.
