О книге
Если вас бросает любимый муж, в котором вы всегда были уверены, как в себе, – это трагедия. Если при этом вам сорок восемь лет, дети выросли и разъехались по разным городам, а вы никогда нигде не работали, – это катастрофа. Пэрис Амстронг кажется, что жизнь ее кончена и она никогда не оправится от депрессии. Новый роман Даниэлы Стил – своеобразный учебник для брошенных женщин. Стоит ознакомиться с ним, и становится ясно: лучшее впереди!
Глава 1
Майский вечер был исполнен неги. Весна уже окутала Восточное побережье пленительным флером, от зимы остались одни воспоминания. Стояла восхитительная погода, птицы радостно щебетали, солнце грело, но не жгло, и сад коннектикутского поместья Армстронгов утопал в цвету. В этом царящем вокруг раю людям невольно хотелось двигаться медленнее, никуда не торопиться. Это было заметно даже в Нью-Йорке. Парочки неспешно прогуливались, обеденные перерывы удлинялись. На лицах сияли улыбки.
В тот вечер Пэрис Армстронг решила принять гостей на воздухе, в мощеном внутреннем дворике, только что заново обустроенном рядом с бассейном. В этот раз, вопреки обыкновению, они с Питером давали званый ужин в пятницу. Обычно они принимали гостей по субботам, чтобы Питеру не приходилось мчаться очертя голову с работы, преодолевая многочисленные пробки. Но на этот раз с фирмой, обслуживающей приемы, удалось договориться только на пятницу – все субботы до конца июля у них оказались расписаны под свадьбы.
Для Питера это было, конечно, не слишком удобно, но, когда Пэрис сообщила, что гостей придется звать в пятницу, он возражать не стал. Питер всегда потакал ей – ему доставляло удовольствие облегчать ей жизнь. Это было одно из его бесчисленных достоинств, за которые Пэрис его так любила. Они только что отметили двадцать четвертую годовщину свадьбы. Господи, как быстро время летит!
И сколько всего у них уже за спиной!.. Старшая дочь Мэган в прошлом году окончила гуманитарный колледж Вассар, ей сейчас двадцать три, она устроилась на работу в Лос-Анджелесе. Ее интересует все, что связано с кино, и она нашла себе место помощника продюсера на одной из студий в Голливуде. Конечно, место не лучшее, Мэган этого не отрицает, но она в восторге от близости к Голливуду и не теряет надежды в один прекрасный день стать продюсером.
Сыну Уильяму только-только исполнилось восемнадцать, в июне он заканчивает школу и уже зачислен в Беркли, осенью переезжает в Калифорнию. Даже не верится, что дети уже взрослые. Кажется, еще вчера Пэрис меняла им подгузники, потом возила Мэг в балетную студию, а Вима – на хоккей. А теперь… какие-то три месяца – и сын вылетит из гнезда. В университет он должен прибыть за неделю до начала учебного года.
Пэрис вышла во дворик проверить, как накрыт стол. Фирма, которую они обычно нанимали для обслуживания гостей, работала надежно и четко. Повара прекрасно ориентировались на ее кухне – Пэрис с Питером частенько принимали гостей и были постоянными клиентами. Армстронги любили общаться с друзьями, которыми за долгие годы супружества обзавелись во множестве.
Пэрис поставила на стол цветы – разноцветные пионы из собственного сада. На белоснежной скатерти сиял хрусталь и столовое серебро. Питер, скорее всего, на эти детали внимания не обратит, особенно если приедет усталый, хотя вообще-то атмосферу домашнего очага, которую усиленно создавала и поддерживала жена, он очень ценил. А Пэрис как раз особое внимание уделяла мелочам, она умела придать дому теплоту и изящество. Гостям это тоже нравилось, однако Пэрис старалась не только для мужа и друзей, но и для себя самой.
Питер тоже был образцом семьянина. Он трудился не покладая рук и сумел обеспечить семье достаток – Питер был партнером в одной процветающей адвокатской конторе, специализирующейся на корпоративных финансах, а недавно стал управляющим.
Десять лет назад Питер купил для семьи красивый и просторный дом, каменный, в одном из самых престижных районов Гринвича, штат Коннектикут. Сначала хотели пригласить дизайнера по интерьеру, но потом Пэрис решила заняться оформлением дома сама и очень увлеклась этим делом. Питер был в восторге от того, что у нее получилось. И сад у них был один их самых красивых в Гринвиче. Видя успехи Пэрис в оформлении дома, Питер подтрунивал над женой и предлагал пойти в дизайнеры. Друзья с ним соглашались. Однако при всех художественных наклонностях Пэрис обладала аналитическим складом ума, питала глубокое уважение к миру бизнеса и с пониманием относилась к работе мужа.
Они поженились, едва Пэрис закончила колледж. Потом она училась в высшей школе бизнеса и получила диплом мастера делового администрирования. Пэрис мечтала открыть свое дело, но на втором курсе забеременела да так и осталась сидеть дома с детьми. И ни разу не пожалела. Питер в этом решении ее поддержал, сказал, что ей нет необходимости работать. За двадцать четыре года она ни разу не почувствовала себя не реализовавшейся в жизни, хотя все свое время посвящала мужу и детям. Она пекла печенье, устраивала школьные ярмарки, из года в год проводила в школе аукцион, своими руками делала костюмы к Дню Всех Святых, водила детей к ортодонту, делала то, что делают все другие жены и матери.
Для этих дел ее диплом был, конечно, не нужен. Зато навыки корпоративного мышления и живой интерес к бизнесу позволяли ей со знанием дела беседовать с Питером о его работе. Это вечернее общение их очень сближало.
Пэрис всегда была образцовой женой, и к ее принципам воспитания детей Питер тоже относился с большим уважением. Она оправдала все его ожидания. Питер тоже ее не разочаровал. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, они продолжали получать удовольствие от общества друг друга. В выходной день оба любили лишние полчаса понежиться в постели, а в будни Пэрис неизменно поднималась вместе с ним ни свет ни заря и отвозила его на станцию. Потом она возвращалась домой и везла детей в школу продолжалось до тех пор, пока они сами не получили водительские права.
Теперь ей казалось, что дети выросли слишком быстро. Единственное, что сейчас беспокоило Пэрис, – это чем она станет себя занимать, когда Вим в августе уедет в Беркли. Она не представляла себе лето без подростков, которые заполняли дом в выходные, плескались в бассейне и переворачивали все вверх дном. Двадцать три года из двадцати четырех вся ее жизнь вращалась вокруг детей. И от сознания, что этой жизни вот-вот придет конец, делалось грустно.
Пэрис знала: после отъезда Вима в колледж вся ее жизнь решительно переменится. Сын будет лишь время от времени приезжать домой на выходные или праздники, как делала в студенчестве Мэг, только реже – ведь он будет так далеко, на другом конце Америки. А получив диплом, Вим, наверное, и вовсе перестанет появляться. С тех пор как Мэг перебралась в Калифорнию, Пэрис приходилось довольствоваться общением с дочерью только в День благодарения и на Рождество – и то, если повезет. А что будет, когда Мэг выйдет замуж, одному богу известно. Правда, пока она о замужестве не заговаривала. Так или иначе, Пэрис понимала, что после двадцати четырех лет, проведенных дома, едва ли она устремится в Нью-Йорк на поиски работы. Единственное, что приходило на ум, – это какая-нибудь социальная работа в Стэмфорде – по программе ликвидации неграмотности, которую несколько лет назад затеяла одна ее подруга, или по реабилитации детей, переживших физическое насилие. Ничего другого она пока придумать не могла.
Когда-то давно Питер говорил, что, когда дети подрастут, они смогут вволю попутешествовать вдвоем и осуществить все то, чего не могли себе позволить раньше. Но в последний год у мужа стало так много работы, что ей теперь казалось маловероятным вытащить его куда-нибудь надолго. Он все чаще задерживался допоздна, и Пэрис оказалась в ситуации, когда и дети, и муж живут полной, насыщенной жизнью, а она – нет. С этим надо было что-то делать. Иметь массу свободного времени и не знать, чем его занять, – эта перспектива ее уже сейчас пугала.
Несколько раз она заводила об этом разговор с Питером, но он так ей ничего толком и не посоветовал. Сказал, что рано или поздно она найдет, чем заняться. Это она и сама понимала. В сорок шесть еще вполне можно начать карьеру, было бы желание. Проблема заключалась в том, что Пэрис не знала, чего ей хочется. Ей нравилось жить так, как она живет: заботиться о детях и муже, по выходным исполнять все их прихоти, в первую очередь – Питера.
В отличие от многих подруг, у которых после стольких лет супружества брак трещал по швам, а то и вовсе распадался, Пэрис было грех жаловаться. Питер ее по-прежнему любил. По сути дела, с годами он стал добрее, мягче, внимательнее. Он стал более зрелым и даже внешне казался ей интереснее, чем когда они только поженились. То же самое он говорил про нее.
Пэрис и сама знала, что прекрасно сохранилась для своего возраста – была стройной, гибкой и спортивной. С тех пор как дети подросли и у нее появилось побольше времени, она чуть не каждый день играла в теннис и была в отличной форме. Зеленоглазая красавица в духе Грейс Келли с длинными прямыми светлыми волосами, она к тому же обладала превосходным чувством юмора, неизменно радовавшим друзей. Пэрис обожала розыгрыши, чем неизменно приводила в восторг детей.
Питер по натуре был гораздо более спокойным и не раздражался, даже когда сильно уставал. К сожалению, в последний год Питер просто горел на работе в пятницу задерживался допоздна, а иногда и в субботу ненадолго уезжал в город, чтобы разгрести накопившиеся бумаги или провести встречу с кем-нибудь из клиентов.
Пэрис это воспринимала с неизменным терпением и не предъявляла к мужу излишних претензий. Она всегда ценила его преданность делу. Именно это качество позволило ему сделать блестящую карьеру и обеспечило уважение в деловых и юридических кругах. Пэрис считала, что не вправе винить его в чрезмерной добросовестности, хотя, разумеется, ей хотелось бы проводить с ним больше времени. Особенно теперь, когда дочь уже полгода так далеко, а сын живет своей жизнью, стремясь напоследок наобщаться с друзьями перед расставанием.
Мысль о том, как занят Питер все последние месяцы, вновь напомнила Пэрис, что с сентября ей придется найти занятие и себе. Она уже подумывала, не открыть ли фирму по обслуживанию банкетов, но этот вариант означал бы работу по выходным, чего ей бы не хотелось. Пэрис считала, что в свободный день муж должен видеть жену дома.
Обойдя стол, Пэрис наведалась на кухню и проверила, все лив порядке у поваров. К ужину ожидалось шесть человек, все друзья. Она с нетерпением ждала вечера и мечтала, чтобы Питеру удалось прийти пораньше и хоть немного расслабиться до прихода гостей.
Пэрис приняла душ и переоделась, когда в дверь спальни просунулась голова Вима. Он пришел доложить ей о своих планах – это правило в семье выполнялось неукоснительно. Пэрис всегда знала, где и с кем проводят время ее дети. Она вообще была образцовой матерью и женой. Все в ее жизни шло строго по плану, все было под контролем. Во всяком случае, по большей части.
– Мы с Мэтом едем к Джонсонам, – сообщил Вим, глядя, как мать застегивает «молнию» на боку белой кружевной юбки. На ней уже был изящный топик и серебристые босоножки на высоких каблуках.
Вим считал, что, когда мама наряжается, она становится неотразимой, и сейчас с удовольствием смотрел, как она забирает волосы в пучок. Он всегда находил ее элегантной без вычурности и гордился мамой не меньше, чем она им. В том, что мама им гордится, Вим не сомневался.
Еще бы: ведь он не только был среди первых учеников, но еще и блистал в спорте.
– У вас там вечеринка? – спросила Пэрис. – Или куда-то еще пойдете?
Она с улыбкой смотрела на сына. Красивый мальчик. И как на отца похож! К пятнадцати годам Вим вымахал до ста восьмидесяти сантиметров, а теперь, наверное, в нем все сто девяносто. Волосы как у отца, каштановые, глаза тоже отцовские, ярко-синие. В последний месяц, если не два, выпускники просто с цепи сорвались, а Вим всегда был в гуще событий. Девчонки сходили по нему с ума и вились вокруг него роем, хотя он еще с Рождества гулял с одной и той же девушкой, и Пэрис она очень нравилась. Милая девочка из добропорядочной гринвичской семьи: мама – учительница, папа – врач.
– Да, может, потом съездим в одно место, – небрежно бросил Вим.
Вечно она лезет со своими расспросами! Они с сестрой всегда дружно возмущались, хотя в глубине души им нравился ее интерес к их делам. Во всяком случае, не вызывало сомнения то, что мама их любит.
– К кому пойдете? – Пэрис разобралась с прической и взяла со столика губную помаду.
– К Стейнам, – усмехнулся Вим.
Не может не спросить! Что за манера?! Он заранее знал, какой вопрос сейчас последует.
– Родители будут?
Пэрис до сих пор была не готова пускать куда-то сына без присмотра взрослых. Считала это верной дорогой к беде. Когда Вим был поменьше, она всегда звонила хозяевам, чтобы убедиться, что он не соврал. Но в последний год все-таки сдалась и теперь верила сыну на слово. Временами, конечно, он все же пытался навешать ей лапшу на уши. Как говорила сама Пэрис, его дело – наплести с три короба, ее дело – вывести его на чистую воду. У нее был тонкий нюх, а он в большинстве случаев говорил правду и редко доставлял матери волнения.
– Да, родители будут, – сказал Вим, закатив глаза.
– Хочется верить. – Она многозначительно взглянула на сына и рассмеялась. – Но запомни, Уильям Армстронг: если ты мне наврал, я спущу тебе шины и выброшу ключи от машины в мусорный бак!
– Да уж знаю. Говорю тебе, родители будут.
– Хорошо. Когда тебя ждать?
В их семье комендантский час еще не был отменен, даже для восемнадцатилетних. Пэрис считала, что, пока Вим живет с ними, он должен подчиняться заведенному порядку, и Питер с ней соглашался. Он одобрял ее строгость к детям, в этом между ними царило единство, причем всегда. У них вообще никогда не возникало разногласий по поводу воспитания детей. Как, впрочем, и во всем остальном. Их брак был вполне безоблачен, если не считать легких ссор, возникавших, как правило, из-за какой-нибудь ерунды – типа незапертой двери в гараж, пустого бензобака или не отправленной вовремя в стирку сорочки под смокинг, без которой невозможно пойти на торжественное мероприятие. Однако такие промахи с Пэрис случались нечасто, она была безупречно организованным человеком. Питер всегда мог на нее положиться.
– Ну что, до двух? – осторожно произнес Вим, имея в виду время возвращения домой.
Мать решительно помотала головой:
– Ни в коем случае. Это не выпускной вечер, Вим. Обыкновенная пятница.
Она понимала, что стоит уступить, и он захочет в дни выпускных гуляний возвращаться в четыре, потом в пять… А это уже действительно будет поздно. Пэрис считала, что подростку ездить на машине в такое время опасно.
– До часу. Самое позднее. И то – потому, что я сегодня добрая. Не гони! – предостерегла она.
Сын с облегчением кивнул – переговоры окончены. Он двинулся к выходу, но мать его остановила.
– Не так скоро! Ты забыл меня обнять.
Вим улыбнулся и сразу сделался похож на мальчишку, а не на взрослого мужчину, каковым уже практически являлся. Он удостоил мать объятий, а та приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку.
– Веселись в свое удовольствие. Только, пожалуйста, осторожнее на дороге!
Вим хорошо водил машину и был дисциплинированным мальчиком, но она все равно беспокоилась. В тех редких случаях, когда он все же позволял себе немного выпить, он всегда оставлял машину и ехал с кем-нибудь из друзей. И, кроме того, Вим знал, что в случае необходимости всегда может позвонить родителям. Об этом они условились много лет назад. Если переберет – достаточно позвонить домой, чтобы получить индульгенцию. Главное, чтобы он в таком состоянии не садился за руль.
Через несколько минут до Пэрис донесся звук захлопнувшейся двери – Вим отбыл на свою вечеринку. Она спустилась вниз, и в этот момент вошел Питер с портфелем в руке.
Вид у мужа был совершенно измученный, но, глядя на него, Пэрис в который раз поразилась их сходству с сыном. Это было все равно что смотреть на того же самого человека, только через тридцать пять лет. Эта мысль вызвала у Пэрис улыбку.
– Привет, дорогой. – Она подошла к мужу, обняла и поцеловала.
Он был такой усталый, что поцелуй, можно сказать, остался без ответа. Однако Пэрис не стала корить Питера за то, что он себя не бережет, – не хотела портить ему настроение. Пэрис знала, что в последний месяц он прорабатывает какую-то важную сделку и времени остается в обрез. Результат получался не слишком удачным для его клиентов, во всяком случае, на данный момент, и Питер пытался поправить дело.
– Как прошел день?
Пэрис взяла из рук мужа портфель и поставила на кресло в холле. Она вдруг пожалела, что затеяла этот прием. Правда, она договорилась с обслуживающей фирмой еще два месяца назад и не предполагала, что Питер будет так занят на работе.
– Длинный был день. – Питер улыбнулся. – А неделя и вовсе. Что-то я вымотался. Когда гости придут?
– Я звала к семи, так что еще целый час. Может, приляжешь?
– Все в порядке. Если я лягу, боюсь, не проснусь.
Не задавая вопросов, Пэрис прошла в буфетную и налила ему вина. Питер взглянул на нее с благодарностью. Вообще-то он пил мало, но иногда, когда впереди был долгий вечер, это помогало ему снять дневное напряжение. Да, неделя действительно выдалась длинная, это было видно по его лицу.
– Спасибо. – Питер взял бокал, медленно прошел в гостиную и сел на диван.
Все вокруг блистало чистотой. Комнату украшали многочисленные антикварные вещицы, которыми они обзавелись за долгие годы, покупая их то в Лондоне, то в Нью-Йорке. И всегда – вместе. Оба рано лишились родителей, и часть своего скромного наследства Пэрис пустила на обустройство дома. Питер неизменно ей в этом помогал. Со временем накопилось какое-то количество изящных вещиц – предмет всегдашнего восхищения друзей.
Их дом вообще располагал к приему гостей. Большая удобная столовая, просторная гостиная, небольшой кабинет и библиотека, где Питер любил поработать в выходной день. На втором этаже – четыре большие спальни, одна из них – гостевая, хотя изначально предполагалась для третьего ребенка. Но Пэрис так и не удалось в третий раз забеременеть. Супруги, конечно, обсуждали эту проблему, но сошлись на том, что лечение от бесплодия будет слишком большим стрессом и надо радоваться, что двое у них уже есть. Судьба сама определила состав их семьи.
Пэрис присела на диван и подвинулась ближе к мужу. Но от усталости Питер опять не отреагировал, хотя обычно в такой ситуации обнимал ее за плечи. Пэрис с тревогой взглянула на него. Близится срок очередной диспансеризации, надо будет ему напомнить, как только он разделается с этой злополучной сделкой. В последние годы среди их знакомых было несколько случаев скоропостижных смертей, чаще всего от сердечного приступа. Питеру уже пятьдесят один, и хотя на здоровье он не жалуется, так что к группе риска его вряд ли можно отнести, но кто знает? Пэрис хотелось окружить мужа заботой. Хотелось, чтобы он был рядом еще лет сорок-пятьдесят. Те двадцать четыре, что они вместе, вызывали у нее самые нежные чувства.
– Что, это дело тебя совсем доконало? – сочувственно произнесла Пэрис.
Питер кивнул, глотнул вина – и впервые в жизни ничего не рассказал. Пэрис почти физически ощущала его напряжение. Он слишком устал, чтобы вдаваться в подробности, так что нет смысла сейчас допытываться, что его гложет. Потом сам расскажет. И без того очевидно, что виновата затянувшаяся сделка. Пэрис лишь надеялась, что в кругу друзей ему удастся расслабиться и забыть о делах. Раньше это удавалось.
Питер никогда не был инициатором приема гостей, но планы жены всегда уважал, так что Пэрис скоро перестала советоваться с ним на этот счет. Она и так знала, кого он любит, кого – не очень, и подбирала гостей с учетом его симпатий. Ей хотелось, чтобы муж тоже получил удовольствие от общения, а Питера устраивало, что она все берет на себя. Он называл ее «директором по гостям», и она отлично справлялась с этой ролью.
Несколько минут Питер молча сидел на диване, а Пэрис – рядом с ним. Она не говорила ни слова, тихо радуясь, что он наконец дома. «Интересно, – она, – неужели ему опять придется в выходные сидеть с бумагами? Или ехать в город на встречу с клиентами?» Так было все последние месяцы. Спрашивать ей не хотелось. Если он будет нужен на работе, значит, она найдет, чем себя занять.
Наконец Питер поднялся, улыбнулся жене и медленно побрел наверх. Пэрис последовала за ним.
– Дорогой, с тобой все в порядке? – встревоженно спросила она, глядя, как он ставит бокал на тумбочку и ложится на кровать.
– Да-да, не беспокойся, – ответил он и закрыл глаза. – Просто решил немного полежать.
«Пусть отдохнет», – подумала Пэрис и вышла. Она спустилась вниз, убедилась, что на кухне все идет своим чередом, и присела на кресло во дворике, улыбаясь своим мыслям. Она любит мужа, детей, дом, друзей. Любит все, что связано с семьей, и ничего не хотела бы изменить. О таком браке можно только мечтать.
Когда Питер спустился, все уже были в сборе. Вечер стоял чудесный – солнце только что зашло, и воздух был такой теплый, какой бывает скорее в Мексике или на Гавайях. «Идеальный вечер для приема гостей в саду», – подумала Пэрис, радуясь, что все в таком приподнятом настроении.
Среди гостей были любимые подруги Пэрис с мужьями, один из которых работал вместе с Питером, благодаря чему они, собственно, и познакомились лет пятнадцать назад. Их сын был ровесником Вима, больше того – они учились в одной школе и вместе должны были скоро получить аттестаты. У другой пары имелась дочь одного возраста с Мэг и мальчики-близнецы годом постарше. Все три мамаши долгие годы ходили беседовать с учителями и на спортивные соревнования в одну и ту же школу, а с Натали они еще и по очереди возили дочек в балетную студию, и длилось это десять лет. У дочери Натали дело пошло успешнее, чем у Мэг, и теперь она выступала на профессиональной сцене в Кливленде. У всех троих дети уже выросли, они были этим опечалены и обсуждали животрепещущую тему, когда к ним присоединился Питер. Натали шепнула Пэрис, что у него усталый вид, и Вирджиния поддакнула.
– В последнее время они корпят над одной сделкой, она его вконец измотала, – с грустью призналась Пэрис.
Вирджиния понимающе кивнула. Ее муж тоже участвовал в этом проекте, правда, почему-то выглядел свежее. «Но он ведь не управляющий фирмой, – подумала Пэрис, – а Питер еще и этот воз тянет. Но, надо признать, Питер действительно сегодня плох, как никогда».
Стали усаживаться. Все были в прекрасном настроении. Стол выглядел великолепно, горели свечи, и в их мягком свете Питер уже не казался таким изнуренным. Он сидел во главе стола и непринужденно болтал с соседками. Обеих Питер знал как облупленных и общался с ними с удовольствием. И хотя в целом он держался тише обычного, его усталость и подавленность уже не так бросались в глаза.
В полночь гости наконец разъехались. Питер снял блейзер и распустил галстук, всем своим видом демонстрируя расслабленность.
– Ну, как ты? – спросила Пэрис. – Не очень устал от гостей?
Она тревожилась за него. Стол был большой, на восемь человек, и все, что происходило на другом его конце, практически прошло мимо нее. Пэрис с удовольствием говорила о делах с сидящими рядом мужчинами. Бизнес вообще был ее излюбленной темой, и друзья это ценили. Пэрис была умна, в курсе всех событий и, в отличие от большинства женщин ее круга, охотно обсуждала что-то помимо детей. Впрочем, это было характерно и для ее подруг. Натали была художницей, а в последние годы увлеклась скульптурой. А Вирджиния, до того как занялась семьей и забросила карьеру, работала в суде. Сейчас, когда сын заканчивал школу, ее не меньше Пэрис беспокоило, чем занять себя потом. Мальчик поступил в Принстон, и Пэрис с завистью думала, что он хотя бы будет географически ближе к дому, чем Вим. Но как ни крути, а важная часть жизни была пройдена, отчего обе женщины испытывали тревогу и неуверенность.
Вим еще не вернулся, да и смешно было бы ждать его сейчас – он прибудет за минуту до назначенного часа, не раньше, так, что можно спокойно отдохнуть.
Одна из причин, почему Пэрис любила прибегать к услугам обслуживающей фирмы, состояла в том, что после вечеринки не надо было ни о чем хлопотать.
– Ты сегодня какой-то тихий, – заметила Пэрис, поднимаясь вслед за Питером в спальню. Весь вечер она поглядывала на мужа и заметила, что хотя общество друзей и доставляет ему удовольствие, он больше слушает, чем говорит. Это было для него довольно необычно.
– Я просто устал, – ответил Питер с рассеянным видом.
– Но ты себя нормально чувствуешь? – забеспокоилась Пэрис. У Питера и раньше случались запарки, но он никогда не принимал работу так близко к сердцу. А вдруг сделка сорвется?
– Я…
Питер хотел сказать «в порядке», но посмотрел на жену и только качнул головой. Он не хотел сегодня с ней это обсуждать – собирался посвятить разговору субботнее утро. Не хотелось портить ей этот вечер, да и вообще он не любил обсуждать что-то серьезное перед сном. Но и лгать жене он тоже больше не мог. В конце концов, для подобного разговора никогда не наступит ни подходящий день, ни подходящий момент, ни подходящая ситуация. Питера страшила перспектива еще одну ночь пролежать с ней рядом, ломая голову, как сказать правду.
– Почему ты молчишь? Что-нибудь случилось? – встрепенулась Пэрис.
Ей вдруг пришло в голову, что дело может быть не в проблемах на службе. Что, если у него какой-нибудь страшный диагноз. В прошлом году такое случилось с их друзьями. У мужа ее подруги нашли опухоль мозга, и в считанные месяцы его не стало. Все были в шоке. Они вступили в возраст, когда начинаешь терять друзей. Пэрис молилась, чтобы Питер принес не такое известие. Но он с самым серьезным видом опустился в кресло, где любил посидеть с книжкой, и жестом пригласил ее сесть. Пэрис приготовилась к худшему.
– Присядь.
– С тобой все в порядке? – снова спросила она, сев напротив, и протянула к нему руки, но ответного жеста не дождалась.
Питер откинулся на спинку и на минуту закрыл глаза, прежде чем заговорить. Когда глаза мужа открылись, Пэрис прочла в них небывалое страдание.
– Не знаю, как и сказать… с чего начать… какими словами…
Как бросить бомбу в человека, с которым близок вот уже двадцать пять лет? В какой момент? Питер понимал, что держится за чеку, от которой взлетит на воздух вся их жизнь. Не только ее жизнь, но и его тоже.
– Я… Пэрис, в прошлом году я совершил ужасную вещь… нечто совершенно безумное. Ну, может, не совсем безумное… но что-то такое, чего я сам не ожидал. Я не хотел этого делать. Я не понимаю, как это произошло. Просто появилась возможность, я ею воспользовался. Не должен был. Так вышло…
Он не поднимал на нее глаз, а Пэрис слушала в напряженном молчании. Она чувствовала, что сейчас произойдет что-то ужасное. С ней. С ними со всеми. В голове завыли сирены, сердце безудержно застучало. Она ждала продолжения, понимая, что речь идет не о какой-то сделке, а о них.
– Это случилось, когда я был в Бостоне. Помнишь, я ездил на три недели по одному делу, которое мы вели?
Она помнила. И молча, кивнула.
Питер, наконец, поднял глаза. Ему захотелось обнять ее, но он удержался. Он хотел как-то смягчить для нее удар, но понимал, что это невозможно.
– О деталях говорить нет смысла. Когда, как, почему… В общем, я полюбил одну женщину. Я этого не хотел. И не думал, что это может случиться. Я даже не помню, о чем я тогда думал. Помню только, что мне было тоскливо, а она – такая умная, молодая, с ней было интересно. Мне показалось, что я оживаю, делаюсь моложе… Я словно перевел часы назад, а стрелки залипли, и мне вдруг расхотелось возвращаться обратно. Я долго думал об этом, мучился, пытался порвать с ней – и не мог. Я не могу! И не хочу. Я хочу быть с ней. Я люблю тебя, Пэрис. Всегда любил, никогда не переставал. И сейчас люблю. Но жить так больше не могу. Разрываться между двумя женщинами… Я от этого с ума схожу! Я мучаюсь, не знаю, как тебе это сказать – могу представить, что испытываешь ты. Господи, Пэрис, прости меня… Я настоящий…
На глаза ему навернулись слезы, а Пэрис зажала рот руками, как человек, у которого на глазах происходит авария или убийство. Впервые в жизни она почувствовала, что умирает.
Некоторое время Питер молчал, словно собираясь с силами, и наконец, негромко произнес:
– Ради нас обоих… ради всех нас… я прошу у тебя развода. Он обещал Рэчел, что в эти выходные поговорит с женой. И дело даже не в том. Он должен был это сделать, пока двойная жизнь не свела кого-нибудь с ума. Но сейчас, когда он это говорил и видел лицо Пэрис… Питер не предполагал, что будет так тяжело. Она смотрела на него такими глазами, что ему захотелось найти какой-то иной выход. Но он знал, что никакого другого выхода нет. Все эти годы он любил Пэрис, но сейчас влюблен в другую женщину и должен уйти. Остаться с Пэрис – все равно, что себя заживо похоронить. Сейчас, благодаря Рэчел, Питер понял, чего ему не хватало раньше. Господь словно давал ему второй шанс. Независимо от того, был ли в том божий промысел или нет, Питер твердо знал: это то, что он хочет и что должен получить. При всей любви к Пэрис, при всем раскаянии, он понимал, что его будущее – с Рэчел. Пэрис осталась в прошлом.
Пэрис долго молчала, не в силах поверить в то, что только что услышала. Но по глазам мужа она видела, что каждое его слово – правда.
– Я не понимаю, – произнесла она наконец.
Из глаз полились слезы. Нет, это происходит не с ней! Такое случается с другими – с теми, у кого брак неудачный, кто все время ссорится, кто никогда друг друга не любил так, как они с Питером… Но это произошло. Ни разу за все двадцать четыре года супружества Пэрис не пришла в голову мысль, что однажды Питер может ее бросить. Отнять его могла только смерть, так ей всегда казалось. Именно такое у нее сейчас и было чувство – что Питер умер.
– Я не понимаю, – повторила она. – Что случилось? Почему ты так с нами поступил? Почему? Почему бросаешь нас, а не ее?
В эти первые мучительные мгновения Пэрис почему-то совсем не интересовало, кто ее соперница. Это было неважно. Важно было только то, что Питер хочет с ней развестись.
– Пэрис, я пытался, – проговорил он с убитым выражением.
Ему было нестерпимо видеть отчаяние в ее глазах, но что поделаешь? Удивительно, но он был сейчас даже рад тому, что наконец отважился. Он знал: как бы тяжело им ни было, он должен получить свободу.
– Я не могу ее бросить. Не могу – и все. Я знаю, с моей стороны это низость, но я хочу быть с ней. Ты была мне хорошей женой, и ты замечательный человек. Ты хорошая мать и всегда ею будешь, я в этом не сомневаюсь. Но теперь мне этого мало. С ней я живу!У меня есть интерес к жизни, я весь устремлен в будущее. Оказывается, все эти годы я был стариком! Пэрис, ты пока не понимаешь, но, может, для нас обоих это благо. Мы с тобой оба жили в клетке…
Его слова глубоко ранили Пэрис.
– Благо? Ты называешь это благом?!
Она вдруг сорвалась на крик. У нее было лицо человека, находящегося на грани истерики, и Питер испугался. Конечно, это огромный шок – все равно, что узнать о внезапной кончине любимого человека.
– Это не благо! – кричала она. – Это трагедия. Какое уж тут благо – изменить жене, бросить семью, просить о разводе? Ты сошел с ума? О чем ты думаешь? Кто эта девица? Чем она тебя околдовала?
Ей наконец пришло в голову поинтересоваться, хотя не так уж это и важно. Та, другая, была для нее врагом, безликим противником, одержавшим над ней победу. А ведь Пэрис даже не знала, что идет бой! Она лишилась всего, даже не догадываясь, что на карту поставлена ее жизнь и семья. Она непонимающе смотрела на мужа, у нее было ощущение конца света.
Питер не выдержал взгляда и опустил голову, пригладив рукой волосы. Он не хотел называть имя своей возлюбленной – боялся, что Пэрис в порыве ревности совершит что-нибудь ужасное. Но в то же время он хорошо знал жену, и все равно она рано или поздно узнает. Ведь он собирается жениться на Рэчел, хотя сейчас об этом говорить не хотелось. Хватит с Пэрис и известия о разводе.
– Она адвокат в моей конторе. Вы с ней виделись на Рождество. Хотя… она тогда держалась в сторонке, не хотела тебя травмировать. Ее зовут Рэчел Норман. В том деле, в Бостоне, она была моей ассистенткой. Она очень порядочный человек, в разводе, у нее два мальчика…
Питер старался создать у жены положительное впечатление о своей избраннице, что, конечно, не имело никакого смысла. Но он чувствовал себя в долгу перед Рэчел. Нельзя, чтобы Пэрис сочла ее примитивной распутницей. Но он подозревал, что именно так и будет.
Пэрис не отрывала от него глаз, полных слез. Она была совершенно убита, и Питер знал, что еще не скоро простит себя за то, что он сделал. Но другого пути не было. Он должен был это сделать, ради них всех. Он обещал Рэчел. Она целый год ждала и теперь заявила, что с нее хватит. А он был готов на все, лишь бы не потерять Рэчел.
– Сколько же ей лет? – каким-то мертвым голосом спросила Пэрис.
– Тридцать один, – тихо ответил он.
– О господи! На двадцать лет моложе тебя! Ты женишься на ней?
Ее снова охватила паника. Пока еще есть надежда, но если он хочет жениться…
– Не знаю. Сначала надо решить с разводом, это уже достаточно болезненно.
От этих слов Питер вдруг почувствовал себя тысячелетним старцем. Но потом подумал о Рэчел и вновь словно помолодел. Для него она была как фонтан молодости и надежды. Только влюбившись в Рэчел, он понял, сколь многого ему недоставало в прежней жизни. Все в ней приводило его в восторг. Даже просто ужиная с Рэчел, Питер ощущал себя мальчишкой, а в постели с ней он доходил до исступления. С ней он чувствовал то, чего не испытал ни с одной другой женщиной, даже с Пэрис. Питер ценил полноценные сексуальные отношения, которые у него всегда были с женой, но с Рэчел он познал страсть, о существовании которой даже не догадывался. Теперь он знал, что это бывает. Она оказалась волшебницей.
– На пятнадцать лет моложе меня, – проговорила Пэрис и разрыдалась. Но она быстро взяла себя в руки и снова подняла глаза на мужа. Ей хотелось выведать у него все до мельчайших подробностей, чтобы усугубить свои мучения. – А сколько лет ее сыновьям?
– Пять и семь, еще маленькие. Она рано вышла замуж и, даже когда осталась одна, умудрялась управляться и с учебой, и с детьми. Ей досталось.
Как всегда, когда он думал о Рэчел, Питер ощутил прилив нежности. До чего же он ее любит! Как хочет помогать ей во всем и всегда! Несколько раз Питер даже возил мальчишек в субботу в парк, а Пэрис врал, что встречается с клиентами. Его неудержимо тянуло к Рэчел, хотелось разделить с ней жизнь, и она отвечала ему взаимностью.
Правда, иногда Рэчел мучили сомнения – она боялась, что он никогда не оставит жену. Она знала, как много значит для него семья: он всегда говорил, что Пэрис прекрасная жена и мать и что она не заслужила такого удара. Но когда Рэчел в очередной раз пригрозила прекратить их отношения, Питер наконец решился и сделал ей предложение. Теперь у него не оставалось иного выхода, как развестись с женой. Развод был его платой за новую жизнь. А именно новой жизни он и жаждал любой ценой. Питер был вынужден пожертвовать Пэрис ради Рэчел и делал это осознанно.
– Может, сходим в семейную консультацию? – тихо спросила Пэрис.
Питер заколебался. Он не хотел вводить жену в заблуждение, подавать ложную надежду. Потому что надеяться ей было не на что.
– Я не против, – наконец проговорил он, – если тебе от этого станет легче. Но я хочу, чтобы ты поняла: я не передумаю. Я долго шел к этому решению, и теперь меня не свернуть.
– Почему же ты мне ничего не говорил? Не дал мне никакого шанса? Я ведь ничего не знала! – жалобно пробормотала Пэрис, чувствуя себя глупой, ничтожной пустышкой. Наверное, нечто подобное ощущают все брошенные женщины.
– Пэрис, в последние девять месяцев я почти не бываю дома! Я изо дня в день задерживаюсь, езжу в город каждые выходные. Я думал, ты догадаешься. Удивляюсь, как ты ничего не поняла.
– Я тебе верила! – Впервые в голосе Пэрис зазвучали сердитые нотки. – Я думала, ты занят на работе. Мне и в голову не приходило, что ты способен на такое!
Она расплакалась, и Питеру снова захотелось обнять ее и утешить. Но вместо этого он поднялся, подошел к окну и стал смотреть в сад, гадая, что теперь будет с Пэрис. Еще не старая, красивая… Найдет себе кого-нибудь. Но в то же время он не мог отделаться от тревожных мыслей. Он с самого начала переживал за нее, хотя и не настолько, чтобы прекратить отношения с Рэчел и остаться. Так или иначе, впервые в жизни Питер думал не о жене или семье, а о себе одном, и это было ему непривычно.
– Что мы скажем детям?
Пэрис наконец нашла в себе силы снова взглянуть на него. Ее только что осенило: это действительно равносильно смерти близкого человека, и ей надо думать о том, как пережить свалившееся на нее горе, как объявить об этом людям, как объяснить детям. Ирония ситуации заключалась в том, что как раз в тот момент, как она готовилась расстаться с ролью матери, ее лишили и роли жены. И что она станет делать всю оставшуюся жизнь? Она не знала. Да и сил не было сейчас об этом думать.
– Не знаю, что мы скажем детям, – негромко ответил Питер. – По-видимому, правду. Я их люблю, как и раньше. В этом смысле ничто не изменилось. Они уже не маленькие, даже Вим скоро вылетит из гнезда. На них это не слишком отразится, – наивно заключил он, и Пэрис покачала головой, улыбаясь его простодушию.
Он даже не представляет, что могут испытать дети в такой ситуации. Скорее всего, они почувствуют себя преданными. Как и она.
– Я бы не стала заявлять с такой уверенностью, что твой уход на них не отразится. Думаю, для них это будет большой удар. А как же иначе? Их семья внезапно разлетается вдребезги. А ты как думал?
– Все будет зависеть от того, как им это преподнести. В первую очередь – как ты это сделаешь.
Видя, что Питер решил предоставить ей разбираться с детьми, Пэрис пришла в ярость. Ну, уж нет, не дождетесь! Она свой супружеский долг выполнила до конца. Ей в мгновение ока дали отставку, и больше она ему ничего не должна. Теперь надо позаботиться о себе, но как? Этого Пэрис пока не знала. Больше половины жизни у нее прошло в заботах о муже и детях.
– Дом я хочу оставить тебе, – вдруг объявил Питер. Такое решение он принял еще в тот момент, как сделал предложение Рэчел. Они условились купить кооперативную квартиру в Нью-Йорке и даже успели посмотреть несколько вариантов.
– А ты где будешь жить? – спросила Пэрис дрогнувшим голосом.
– Пока не знаю, – ответил Питер, отводя глаза. – Будет еще время подумать. Завтра я съеду в отель, сегодня лягу в гостевой спальне.
Только тут до Пэрис вдруг дошло, что это не просто происходит с ней, а происходит именно сейчас, не когда-то в будущем. Завтра Питер уходит. Он направился в ванную за своими вещами, и Пэрис инстинктивно схватила его за руку.
– Я не хочу! – громко сказала она. – Если Вим увидит, он обо всем догадается!
На самом деле эта причина была глубже. Пэрис хотела, чтобы в эту последнюю ночь Питер был рядом с ней. Готовясь сегодня к приему гостей, она и думать не могла, что в их семейной жизни это будет последний день и последняя ночь. Интересно, он уже тогда знал, что сегодня ей объявит? А она-то, дура, еще переживала за него, думала, как он, бедняжка, устал!
– Ты уверена, что хочешь, чтобы я спал здесь? – с тревогой переспросил Питер. Он испугался, что она совершит какую-нибудь глупость, захочет убить себя или его. Но, взглянув жене в глаза, успокоился. Она была убита горем, но держала себя в руках. – Если хочешь, я могу прямо сейчас уехать в город.
На самом деле он хотел уехать немедленно. К Рэчел. К новой жизни. Бежать отсюда навсегда. Но Пэрис, видимо, хотела этого меньше всего. Она посмотрела на него и покачала головой:
– Нет, останься.
«Пока смерть не разлучит нас», – мелькнуло в ее голове. Он сам в этом клялся двадцать четыре года назад! Она невольно спрашивала себя, как Питер смог перечеркнуть всю их жизнь и забыть об этих клятвах. Наверное, легко. Ради женщины на пятнадцать лет моложе, с двумя маленькими сыновьями. Один росчерк пера – и перечеркнуты все годы совместной жизни…
Питер кивнул и пошел в ванную переодеваться ко сну. Пэрис сидела в кресле и глядела в пустоту. Он вернулся, лег в постель, потом погасил лампу. Спустя какое-то время, не глядя на жену, он заговорил – так тихо, что она его едва расслышала:
– Пэрис, прости меня. Я никогда не думал, что такое может случиться. Я все сделаю для того, чтобы тебе было легче это перенести. Я просто не знаю, что еще сделать. – В его голосе слышались беспомощность и тоска.
– Ты действительно можешь кое-что сделать. Например, отказаться от нее. Может, еще передумаешь?.. – Пэрис чувствовала к нему такую любовь, что не боялась унизиться. Единственное, на что ей оставалось надеяться, – что он опомнится! Поймет, какую чудовищную глупость совершает.
Питер долго молчал.
– Нет, не передумаю, – сказал он наконец, слишком поздно. Назад пути нет.
– Она что, беременна? – в ужасе воскликнула Пэрис. Такая мысль ей и в голову не приходила. Но и в таком случае Пэрис скорее согласилась бы на позор внебрачного ребенка, чем отказалась от мужа совсем. Случалось же такое с другими мужчинами, и ничего, их брак от этого не разваливался. И если бы Питер захотел, они тоже могли бы сохранить семью. Но он этого не хотел. Для Пэрис это было очевидно.
– Нет, она не беременна. Просто я считаю, что поступаю так, как будет лучше для меня, а может, и для нас обоих. Я люблю тебя, но наши отношения уже не те, что раньше. Ты заслуживаешь большего. Тебе нужен человек, который будет любить тебя так, как я любил когда-то.
– Какие гадкие слова ты говоришь! Что, по-твоему, я должна делать? Развесить объявления? Ты вышвыриваешь меня из своей жизни, как ненужную вещь, и говоришь, чтобы я нашла себе другого. Как удобно! Я больше полжизни прожила с тобой. Я люблю тебя. И хочу остаться твоей женой до конца дней. Что мне теперь прикажешь делать?
Одна мысль о том, что теперь она останется одна, повергала Пэрис в отчаяние и ужас. Ни разу в жизни она не испытывала такого страха. Жизнь кончена, будущее исполнено ужаса, опасностей и страданий. Меньше всего ей сейчас хотелось искать себе другого. Ей нужен Питер! Они муж и жена! Для нее это святое. А для него, по-видимому, нет…
– Пэрис, ты красива, умна, ты хороший человек. Ты замечательная женщина и прекрасная жена. Кому-то очень повезет с тобой. Просто теперь этот человек я. Что-то изменилось. Не знаю что, не знаю почему… Знаю только, что изменилось. Я больше не могу здесь жить.
Пэрис долго смотрела на мужа, потом медленно встала, обошла кровать, опустилась на колени и, рыдая, положила голову ему на подушку. Питер не шелохнулся. Он смотрел в потолок, боясь взглянуть на жену, и из его глаз тоже катились слезы. Потом он нежно погладил Пэрис по волосам. Охваченные страданием, заново переживая свои прежние чувства, оба не могли отделаться от мысли, что это происходит между ними в последний раз.
