О книге
Судьба не любит тех, у кого есть все. Эту горькую истину в полной мере познала Александра Паркер, еще вчера — преуспевающий юрист, любящая и любимая жена, счастливая мать, а сегодня — жертва страшной болезни. Казалось бы, случилось худшее, но нет, роковой диагноз — лишь первый из ударов, обрушившихся на Александру И теперь, как никогда, нужны ей любовь и поддержка мужа.
Глава 1
Зал суда был наполнен гулом голосов. Александра Паркер, с наслаждением вытянув длинные ноги под огромным столом красного дерева, быстро нацарапала несколько слов на желтом листке из записной книжки и через стол бросила мимолетный взгляд на одного из своих коллег. Мэттью Биллингс был старше Алекс лет на двенадцать — ему уже шел шестой десяток, — и он был одним из самых уважаемых партнеров фирмы. Он редко просил кого бы то ни было о помощи, но Алекс то и дело присутствовала на даче свидетельских показаний по его просьбе. Мэттью любил присваивать себе ее идеи, восхищался ее стилем и тем, как она ловко подмечала, где противник дал роковую для него слабину. Стоило ей найти уязвимое место, как логика ее становилась безжалостной и непогрешимой. Казалось, у нее было инстинктивное чувство того, где именно оппонент должен оступиться.
Сейчас Алекс улыбнулась ему, и Мэттью с удовольствием вернул ей улыбку. Она услышала именно то, что им было нужно, — ответ, отличавшийся от того, который был дан раньше.
Очень слабая зацепка. Алекс передала ему свою желтую записку, и он кивнул, озабоченно нахмурившись.
Это было исключительно трудное дело, процесс по которому длился уже несколько лет. Оно дважды слушалось в Верховном суде Нью-Йорка и касалось небрежного отношения к хранению высокотоксичных химикатов в одной из крупнейших корпораций страны. На предыдущих слушаниях Алекс присутствовала вместо Мэтта. И она была почти рада тому, что именно этот случай никак не касался ее лично. Это был коллективный иск более чем двухсот семей из Поукипси на сумму в несколько" миллионов долларов. Несколько лет назад дело было передано на рассмотрение «Бартлетт и Паскин» — как раз после того, как Алекс стала партнером в этой фирме.
Она любила более серьезные и небольшие дела. Две сотни истцов — это не для нее, пусть хоть две дюжины адвокатов под руководством Мэттью работают над иском. Александра Паркер тоже была судебным адвокатом и вела самые интересные и трудные процессы. Если предстояла тяжелая и грязная битва, если нужен был юрист, который до мельчайших тонкостей знает законы и готов провести миллионы часов за кропотливым расследованием, выбор руководства фирмы падал именно на нее.
Разумеется, сотрудники и подчиненные в любой момент могли помочь Алекс, но ей всегда хотелось сделать большую часть работы самой; кроме того, у нее были прекрасные взаимоотношения с большинством ее клиентов.
Ее коньком были трудовое законодательство и дела о клевете. И Алекс выиграла массу процессов в этих областях, хотя, конечно же, некоторые дела ей навязывало начальство. Алекс Паркер была бойцом, юристом из юристов, человеком, знавшим дело и не боящимся тяжелого труда. И потом, она любила свою работу.
Наступил перерыв, и Мэттью, обойдя стол, принялся с жаром обсуждать с ней дело, в то время как нанятый химической компанией адвокат вместе со своими помощниками выходил из зала.
— Ну что ты думаешь? — с интересом, глядя Алекс в глаза, спросил Мэтт. Он всегда внимательно прислушивался к ее словам. Алекс обладала острым умом и всеми навыками превосходного адвоката. Кроме того, это была одна из самых красивых женщин, которых только знал Мэтт, и ему просто нравилось находиться рядом с ней. Она была надежным, опытным и знающим человеком, наделенным, кроме всего прочего, великолепной интуицией.
— По-моему, Мэтт, ты получил то, что хотел. Когда он сказал, что никто не знал о том, какие побочные токсические эффекты могут дать их материалы, он явно врал.
Они впервые сказали об этом прямо. Мы же располагаем правительственным заключением полугодовой давности.
— Знаю, — засиял он. — Как он, однако, — прямым ходом в ловушку!
— Ага. Мне кажется, я тебе здесь больше не нужна. Ты выиграл. — Алекс убрала свой блокнот в чемоданчик-атташе и взглянула на часы. Была половина двенадцатого. Еще через полчаса будет перерыв на ленч. Но если она уйдет сейчас, она больше успеет.
— Спасибо, что пришла. С тобой всегда очень приятно пообщаться. Ты выглядишь как сама невинность и при этом так легко с ними со всеми расправляешься. Пока наш противник пялится на твои ноги, я набрасываю на него сеть, и он готов.
Ее собеседник любил подтрунивать над ней, и она это знала. Мэттью Биллингс был высоким и красивым седоволосым мужчиной. У него была жена-француженка, которая в свое время работала моделью в Париже. Мэтт всегда был не прочь приударить за хорошенькой женщиной, однако при этом уважал в представительницах слабого пола ум и талант.
— Благодарю за комплимент, — ответила Алекс, посмотрев на него с грустной улыбкой. Собранные в тугой узел рыжие волосы, почти незаметный макияж, резкий контраст между строгим черным костюмом и ярким естественным цветом волос и зеленых глаз — она была просто ослепительна. — Я и пошла на юридический только ради того, чтобы стать приманкой для противников.
— Если это действует, пользуйся этим, вот что я тебе скажу, — засмеялся Мэтт.
Один из адвокатов ответчика вернулся в зал, и собеседники стали разговаривать тихо.
— Ничего, если я уйду? — вежливо спросила она. Ведь он, в конце концов, был одним из главных партнеров. — В час ко мне придет новый клиент, и еще у меня не меньше десятка дел, которыми мне надо заняться.
— Знаешь, что мне в тебе не нравится? — притворно нахмурился он. — Ты недостаточно усердно работаешь. Я всегда это говорил. Обыкновенная лень, ничего больше. Ну давай, иди трудись. Здесь ты свою миссию выполнила. — При этих словах в глазах его сверкнули искорки. — Спасибо, Алекс.
— Я попрошу напечатать мои записи и пришлю к тебе в кабинет, — серьезно произнесла она перед тем, как уйти. Мэтт знал, что ее аккуратные и компетентные заметки будут лежать на его рабочем столе еще до того, как он сегодня вернется в свой кабинет. Алекс Паркер была потрясающим юристом. Трудоспособная, интеллигентная, талантливая, немного — ровно столько, сколько нужно — хитрая и в довершение всего красивая; казалось, она особо не задумывалась над тем, как выглядит, и не замечала, что на нее оборачивается каждый второй мужчина. Большинству ее знакомых нравилось в ней именно то, что она совершенно не заботилась о производимом ею впечатлении.
Она тихо вышла из комнаты, махнув ему рукой на прощание. В комнату возвращались участники дела, и один из адвокатов восхищенно взглянул на ее удаляющуюся фигуру. Не заметив этого взгляда, Алекс Паркер быстро пересекла холл и, пройдя через несколько коридоров, оказалась в своем кабинете.
Это была большая комната, обставленная мебелью в мягких серых тонах. На стенах висели две красивые картины и несколько фотографий. Интерьер завершали большой цветок в горшке, мебель из мягкой серой кожи, великолепный вид на Парк-авеню с двадцать девятого этажа небоскреба, где располагались офисы «Бартлетт и Паскин». Компания занимала восемь этажей, и в штате было около двухсот адвокатов. Раньше, сразу после окончания юридического колледжа, она работала в более крупной фирме на Уолл-стрит, но здесь ей нравилось больше. У ее первой фирмы была антимонопольная направленность, чего она никогда не любила. Это была слишком сухая специфика, научившая ее, однако, обращать внимание на детали и быть крайне тщательной в своих изысканиях.
Усевшись за стол, Алекс просмотрела несколько записок — две от клиентов и четыре от других адвокатов. Три дела были уже готовы к слушанию, и еще над шестью она в данный момент работала. Кроме того, ей только что поручили еще два крупных процесса. Впрочем, Алекс это не пугало — она привыкла быть загруженной по уши. Она любила высокий темп и напряжение. Именно это в течение долгого времени не позволяло ей заводить детей — она просто не была уверена, что сможет втиснуть ребенка в бешеный ритм своей жизни и любить его так, как она любила свою юридическую деятельность. Обожая выбранное ею поприще и всякий раз предвкушая предстоящую схватку в зале суда, она в основном выступала как адвокат, любила трудные дела и всегда старалась защищать людей от пустячных тяжб. Что бы она ни делала на работе, ей все нравилось. И это, разумеется, съедало большую часть ее жизни. На все остальное времени просто не хватало — за исключением Сэма, ее замечательного мужа. Он, впрочем, работал с такой же отдачей, как и она, — только не в юриспруденции, а в инвестиционной компании. Сотрудник одной из самых молодых нью-йоркских фирм, этот склонный к риску бизнесмен пришел в нее в самом начале ее деятельности, когда перед ним открывались самые блестящие возможности. С того момента ему несколько раз везло, но бывало и так, что он терял деньги. Вдвоем они неплохо зарабатывали.
Но не это было главное — у Сэма Паркера была очень солидная репутация. Он знал свое дело, всегда был не прочь рискнуть, и вот уже в течение двадцати лет все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в деньги. В весьма и весьма большие деньги. Про него говорили, что клиенты, обладавшие начальным капиталом, с помощью Сэма могут легко разбогатеть.
Опыт научил его многому. При всей своей любви к играм с фортуной Сэм редко терял деньги клиентов. В течение последних десяти лет он увлекся компьютерным бизнесом, сделал огромные вложения в Японии, успешно сотрудничал с немцами и держал вклады своих клиентов в лучших банках. На Уолл-Стрит не было человека, который бы не согласился с тем, что Сэм Паркер знает, что делает.
И Алекс тоже прекрасно знала, что делает, когда выходила замуж за Сэма. Она встретила его сразу же после окончания колледжа, на вечеринке в ее первой фирме. Дело было на Рождество. Сэм прибыл на празднество в сопровождении трех приятелей, высокий и красивый, в темно-синем костюме, с проблесками ранней седины в черных волосах, с раскрасневшимся и свежим от мороза лицом. Из него словно выплескивалась жизненная энергия, и когда он остановился и посмотрел на Алекс, она почувствовала, что у нее подгибаются ноги. Ей было двадцать пять, ему — тридцать два, и он был одним из тех немногих знакомых ей мужчин, которые еще не были связаны узами брака.
Сэм пытался заговорить с ней в этот вечер, но за ней хвостом ходил какой-то ее сотрудник, да и Сэма позвали его друзья, чтобы он поговорил с кем-то, кого они знали. В следующий раз их пути пересеклись только через полгода. Фирма Сэма консультировала ее компанию по сделке, которую они совместно заключали в Калифорнии, и она отправилась туда в деловую поездку в сопровождении двух коллег. Там Алекс в него и влюбилась — Сэм казался ей таким ловким, таким умным и таким уверенным. Трудно было представить себе, что этот необыкновенный мужчина может чего-то бояться. Он смеялся заразительным смехом и с легкостью балансировал на туго натянутой веревке опасных решений. Казалось, он вообще чужд страха перед любым риском, просчитывая, однако, все подстерегавшие его опасности. На этот раз Сэм собирался поставить на карту не просто деньги своих клиентов, но всю сделку. Он хотел, чтобы все было сделано так, как он сказал, или не было сделано вовсе. Сначала Алекс решила, что перед нею полный идиот, но по прошествии нескольких недель она начала понимать его логику и постепенно прониклась к нему редким уважением. Сэм был наделен цельностью, мощным интеллектом и — что в наши дни встречается особенно редко — бесстрашием. Первое ее впечатление о нем оказалось правильным — он ничего не боялся.
Сэм тоже был заинтригован привлекательной юристкой.
Его поразила способность Алекс к вдумчивому и детальному анализу и умение понять ситуацию до самых корней. Она видела вещи во всей полноте и могла блестяще обосновать свое мнение о всех рискованных моментах и преимуществах. Вдвоем они разработали внушительный пакет предложений для клиентов. Сделка была совершена, компания начала продуктивную работу и через пять лет была продана за астрономическую сумму. К моменту встречи Алекс с Сэмом у него была репутация молодого гения. Но и Алекс тоже постепенно завоевывала авторитет, хотя и медленнее Сэма.
Дело, избранное Сэмом, позволяло ему блистать и поражать, что ему откровенно нравилось. Он любил жизнь высшего света и общение со своими высокопоставленными клиентами.
Пригласив Алекс на первое свидание, он одолжил у одного из богатых приятелей частный самолет и отправился с ней в Лос-Анджелес на чемпионат по бейсболу. Они остановились в «Бел-Эйр», жили в отдельных номерах и ходили обедать в «Чейзен» и «Л'Оранжери».
— Ты за каждой женщиной так ухаживаешь? — спрашивала пораженная всеми этими впечатляющими знаками внимания Алекс. Она относилась к Сэму почти с благоговением. Во время учебы в Йеле у нее был довольно серьезный роман с сокурсником, а когда она вовсю штудировала юриспруденцию в колледже, ей случалось время от времени ходить на ничего не значащие свидания. С ровесником из Йеля она рассталась перед последним курсом, и он через некоторое время женился. Времени на романы у Алекс не было.
Ей хотелось много работать и сделать карьеру, став лучшим юристом в фирме. Дикая и страстная натура Сэма не слишком хорошо вписывалась в ее жизненную программу. Алекс прекрасно могла представить себя женой кого-нибудь из сотрудников, окончивших, как и она, Йельский юридический колледж или Гарвард, — одного из тех здравомыслящих спокойных ребят, которые всю жизнь работали в адвокатских конторах Уолл-Стрит. А Сэм Паркер был чем-то вроде ковбоя с Дикого Запада.
Но он был очень красив, прекрасно к ней относился, и вообще с ним было весело. Алекс было трудно убедить себя в том, что этот человек — не совсем то, что она хочет. Кто бы, интересно, не захотел Сэма — остроумного, яркого, обладающего потрясающим чувством юмора Сэма? Она была бы последней дурой, если бы не постаралась его удержать.
Перед тем как покинуть Лос-Анджелес, они съездили в Малибу. Прогулки по пляжу, рассказы о родителях, о жизни, о будущем… Прошлое Сэма было безумно интересным и сильно отличалось от того, что пережила Алекс. Невзначай, но очень напряженным голосом он обронил, что его мать умерла, когда ему было четырнадцать, и отец тут же отослал его в интернат — просто потому, что не знал, что с ним делать. Сэм ненавидел это заведение, не находил никакого контакта с другими детьми и страшно скучал по родителям. За время его учебы отец совсем спился и промотал остатки денег. Он умер, когда Сэм заканчивал школу; Сэм, впрочем, не сразу сказал Алекс, что послужило причиной смерти. На небольшое наследство, которое оставили ему бабушка с дедушкой, Сэм поступил в колледж. От родительского состояния к тому времени ничего не осталось. Затем он прекрасно учился в Гарварде; опять-таки он ничего не рассказал Алекс о том, каким одиноким он там себя чувствовал. Наоборот, он говорил, что это время в его жизни было просто великолепным, но Алекс смутно догадывалась, как страшно остаться одному всего в семнадцать лет. Похоже, однако, что это на нем никак не отразилось.
Окончив университет, он поступил в Гарвардский бизнес-колледж, где и был раз и навсегда очарован инвестиционными тонкостями. Найдя работу прямо в день выпуска, он в течение восьми последующих лет разбогател сам и помог разбогатеть нескольким клиентам.
— А сам-то ты как? — тихо спросила Алекс, глядя ему прямо в глаза. Они медленно брели по песчаному берегу, любуясь ленивым закатом. — В жизни существуют не только инвестиции и Уолл-стрит.
Ей хотелось узнать о нем побольше. Это был самый яркий уик-энд в ее жизни, хотя она даже с ним не переспала. И она без устали расспрашивала Сэма Паркера о его жизни, потому что знала, что по возвращении из Калифорнии они оба снова погрузятся в бешеную повседневную суету.
— Что может быть в жизни, кроме Уолл-стрит? — засмеялся он, обнимая ее за плечи. — Я ничего об этом не слышал Может быть, ты мне скажешь, Алекс?
С этими словами Сэм остановился и внимательно посмотрел на нее. Алекс очень нравилась ему, но он явно боялся это показать. Длинные рыжие волосы его спутницы развевал ветер; бездонные зеленые глаза встретились с его глазами, заставив его почувствовать смущение, которого он никогда ранее не испытывал. В какой-то степени это его пугало.
— А люди? А женщины? — спрашивала Алекс. Она знала, что он никогда не был женат, но больше ей ничего не было известно. Глядя на него и оценивая его стиль жизни, она про себя пришла к выводу, что у него были сотни подружек.
— На это у меня не хватает времени, — с притворной серьезностью сказал он, прижав ее к себе покрепче. Постояв на месте, они продолжили прогулку. — Я слишком занятой человек.
— И слишком много о себе воображающий? — со значением спросила она, боясь, что он может оказаться чересчур самонадеянным. Безусловно, у него были к этому все основания, но если он и любовался собой, увидеть это со стороны было трудно.
— Кто тебе сказал? Ничего я о себе не воображаю, я просто стараюсь хорошо проводить время.
— Всем известно, кто ты такой, — со знанием дела сказала Алекс, — даже здесь. Лос-Анджелес, Нью-Йорк… Токио… Что еще? Париж? Лондон? Рим? Ничего себе размах.
— Это не совсем так. Просто я много работаю, вот и все.
Как и ты. И ничего больше, — откликнулся Сэм с улыбкой, пожимая плечами. Однако оба они знали, что у него было гораздо больше достижений, чем он хотел признать.
— Однако я не летаю в Калифорнию на самолетах моих клиентов, Сэм. Люди, с которыми я работаю, приезжают ко мне на такси. Если им везет в жизни. Остальные пользуются подземкой.
Алекс усмехнулась, и Сэм тоже засмеялся в ответ:
— Ладно, тогда мои, значит, счастливее. И я, наверное, тоже. Может быть, мне не вечно будет везти. Как моему отцу.
— Ты что, боишься, что и с тобой случится то же самое? И ты все потеряешь?
— Может быть. Но он-то был идиотом… прекрасным человеком, но идиотом. Я думаю, что его сломила смерть матери. Он просто все забросил. Тогда-то он и потерял свою хватку и вел себя так, как будто это он болеет. Отец так любил маму, что просто не смог перенести ее уход. Это его убило.
Уже давно Сэм решил, что не допустит, чтобы с ним произошло нечто подобное. Он никогда никого не полюбит настолько, чтобы его жизнь так зависела от жизни и смерти любимого человека.
— Боже мой, сколько тебе пришлось пережить, — с сочувствием сказала Алекс. — Ведь ты был совсем мальчиком.
— Оставшись один, взрослеешь быстро, — сказал он, печально улыбнувшись, — или же вообще не взрослеешь. Друзья говорят мне, что я до сих пор ребенок. Мне это в общем-то нравится. Это удерживает меня от того, чтобы становиться слишком серьезным. Это вредно, да и никакого удовольствия от этого не получаешь.
Алекс была не согласна с ним — она серьезно относилась и к своей работе, и к своей жизни. Она тоже потеряла родителей, хотя и менее драматическим образом, чем Сэм. Но ей это помогло внутренне собраться, почувствовать ответственность за свою жизнь. Алекс действительно быстро повзрослела, стала с большим вниманием относиться к карьере — как будто она жила для того, чтобы оправдать ожидания своих родителей, даже после того, как они умерли. Ее отец тоже работал адвокатом и был совершенно счастлив, когда дочь поступила в юридический колледж. Теперь Алекс хотела выжать из себя максимум того, на что она была способна как юрист, ради него, хотя он уже не мог этого увидеть.
И Алекс, и Сэм были единственными детьми в своих семьях; оба были озабочены карьерой, оба имели множество друзей, в какой-то степени заменявших им родных. Алекс, правда, часто общалась с друзьями своих родителей и уже переженившимися приятелями из колледжа. Друзьями Сэма были главным образом холостяки, сотрудники, клиенты или женщины, с которыми он когда-то встречался.
Когда они шли по песчаному берету в Малибу, Сэм впервые поцеловал Алекс, а на обратном пути в Нью-Йорк большую часть времени проспал у нее на плече. Алекс задумчиво смотрела на этого казавшегося долговязым мальчишкой мужчину, размышляя о том, как сильно он ей нравится. Слишком сильно. Интересно, позвонит он ей еще раз или нет? Может быть, для него это начало серьезного романа? Откровенно разговаривать с Сэмом было трудно; кроме того, он признался, что у него была интрижка с молоденькой актрисой с Бродвея.
— А почему ты не взял ее в Лос-Анджелес? — честно, хотя и смутившись, спросила Алекс. Она никогда не боялась задавать откровенные вопросы — это было частью ее образа, который она себе так долго создавала.
— Она не смогла поехать, — так же честно ответил он, — и кроме того, я подумал, что мне будет интересно узнать тебя поближе.
Сэм поколебался немного, а затем повернулся к своей спутнице с такой обезоруживающей улыбкой, что ее сердце вопреки желанию забилось сильнее обычного.
— По правде говоря, — продолжал он, — я ее даже не приглашал. Я знал, что в выходные у нее репетиция, и потом, она терпеть не может бейсбол. Мне очень хотелось поехать именно с тобой.
— Почему? — спросила Алекс, совершенно не осознавая, насколько она была красива.
— Ты самая умная девушка, которую я когда-либо встречал… С тобой есть о чем поговорить. Ты яркая, интересная и, прямо скажем, довольно красивая.
Довезя Алекс до дверей ее дома, Сэм поцеловал ее на прощание, но никакого обещания в этом поцелуе не было — он был быстрый и как бы случайный. Через секунду такси уже скрылось из виду, и, поднимаясь в свою квартиру, Алекс почувствовала себя странно одинокой. Она прекрасно провела время, но он-то сейчас явно заторопился к своей актрисе — не стоило большого труда это вычислить. Да, все было просто замечательно, но Алекс понимала, что это ничего не значит. Всего лишь еще один приятный уик-энд в жизни Сэма Паркера. В жизни, в которой Алекс Эндрюс места явно не хватит.
Однако на следующий день на работе ее ждала дюжина роз, а последовавшие днем звонок и приглашение на ужин окончательно развеяли все ее сомнения. Они страстно влюбились друг в друга, и в ближайшие четыре месяца Алекс с трудом удавалось сосредоточиться на своей работе.
В День святого Валентина Сэм сделал ей предложение. Ей в этот момент было двадцать шесть, Сэму — тридцать три. Они поженились в июне; на венчании в маленькой церкви в Саутгемптоне присутствовало человек двадцать пять ближайших друзей. Родителей не было ни у жениха, ни у невесты, но друзья смогли создать столь необходимую для этого торжественного дня атмосферу тепла и праздника. На медовый месяц они поехали в Европу, где останавливались в гостиницах, о которых Алекс приходилось только читать в газетах. Они побывали в Париже и Монако и провели романтический уик-энд в Сен-Тропезе. Один из клиентов Сэма встречался с местной кинозвездой; все вместе они как следует повеселились, устроили вечеринку на яхте и наутро уплыли в Италию.
Молодожены посетили Сан-Ремо, Тоскану, Венецию, Флоренцию, Рим, затем полетели в Афины к одному из клиентов Сэма, а потом — в Лондон, где остановились в «Аннабел» и побывали во всех популярных ресторанах и ночных клубах. Они покупали антиквариат, украшения у Гаррара, а в «Челси» Сэм накупил молодой жене множество смешных нарядов, хотя Алекс говорила, что понятия не имеет, где она будет их носить, — по крайней мере не на работе. Короче говоря, это был идеальный медовый месяц, и, когда по возвращении в Нью-Йорк Алекс переехала к нему, двух более счастливых людей на свете не было. Она, впрочем, жила у него и раньше, но не отказывалась от своей квартиры до самой свадьбы.
Ради него Алекс научилась готовить. Сэм покупал ей дорогие костюмы, а в день ее тридцатилетия подарил изысканно простое бриллиантовое ожерелье. Он мог позволить себе удовлетворить любую ее прихоть, но ей хотелось совсем немногого. Ей нравились ее жизнь с Сэмом, их любовь и дружба, их взаимное уважение и страстное отношение к работе. Однажды Сэм спросил ее, не хочет ли она оставить работу хотя бы на время, чтобы родить детей, но Алекс посмотрела на него так, как будто он сошел с ума.
— Но ведь можно родить и продолжать работать, — настаивал он. К этому моменту они были женаты уже шесть лет.
Сэму было тридцать девять, и он уже не раз думал о том, что хочет ребенка. Разумеется, это разрушит их жизненный уклад, но все равно, размышлял он, это будет лучше, чем вообще не иметь детей.
Алекс, однако, ответила ему, что еще не готова к этому.
— Я просто не могу себе представить жизнь с существом, полностью зависимым от меня, — я имею в виду все время.
Если я буду работать так же, как работаю сейчас, я буду чувствовать себя виноватой перед ребенком. Я совсем не буду видеть своих детей и не смогу их как следует воспитать.
— А ты можешь постепенно сокращать время и темп работы? — спросил он, зная, впрочем, что на это она не способна.
Знала это и Алекс.
— Честно? Нет. Не думаю, что можно быть юристом с частичной занятостью.
Некоторые из ее коллег делали попытку так работать и чуть не сходили с ума. В конце концов они либо возвращались к полноценной работе, либо вообще отказывались от нее. Ей не хотелось ни того, ни другого.
— То есть ты хочешь сказать, что вообще никогда не родишь ребенка?
Она впервые задумалась над этим так серьезно и не смогла ответить ни «да», ни «нет». В конце концов они пришли к компромиссному решению: может быть, позже, но не сейчас.
Вопрос о детях встал перед ними снова, когда ей было тридцать пять. К этому моменту все их знакомые уже обзавелись детьми. За девять лет семейной жизни у Паркеров уже сложился устоявшийся образ жизни. Алекс работала в «Бартлетт и Паскин», а Сэм превратился в нечто вроде ходячей легенды. При любой возможности они отправлялись в отпуск во Францию, а на уик-энды летали в Калифорнию. У Сэма бывали деловые поездки в Токио и арабские страны. Алекс считала его жизнь крайне интересной, но ее собственная карьера тоже ее вполне удовлетворяла. И ни в его, ни, л ее жизни по-прежнему не было места ребенку.
— Ты знаешь, я иногда чувствую себя такой виноватой из-за этого… как будто я какая-то ненормальная… Я не знаю, как это объяснить, но это просто не для меня. По крайней мере сейчас, — призналась ему Алекс как-то раз, и они отложили эту тему еще на три года, пока ей не исполнилось тридцать восемь, а ему — сорок пять. У нее появились первые признаки климакса, хотя и ненадолго, и на этот раз сама Алекс заговорила об этом с мужем. Одна из ее сотрудниц недавно родила, и ее ребенок очень понравился Алекс; кроме того, эта женщина прекрасно справлялась и с воспитанием младенца, и с работой. Все это заставило Алекс всерьез задуматься о том, чтобы самой стать матерью.
Но на этот раз воспротивился Сэм. Теперь уже он не мог представить себя отцом. Их жизнь была слишком устоявшейся, слишком расписанной по минутам и слишком легкой для того, чтобы усложнять ее детьми. Он считал, что менять что-либо после двенадцати лет супружества поздно. Дети уже не могли ничего улучшить; кроме того, теперь он хотел свою жену только для себя.
Сэма вполне устраивало нынешнее положение вещей, и когда он сказал об этом Алекс, она удивилась легкости, с которой снова отбросила эту идею. Обоим было совершенно ясно, что они просто не предназначены для того, чтобы быть родителями. Сразу же после того, как проблема была исчерпана, на Алекс свалился невероятно трудоемкий судебный процесс, и на следующие четыре месяца она и думать забыла о детях.
А через четыре месяца, когда они вернулись из путешествия в Индию, где Алекс никогда раньше не бывала, ей показалось, что она подхватила какую-то очень серьезную болезнь.
Не на шутку перепугавшись — она едва ли не впервые в жизни чувствовала себя так паршиво, — Алекс отправилась к врачу.
Однако резюме доктора напугало ее еще больше. Вечером, охваченная мрачным отчаянием, Алекс сообщила новость мужу.
Она была беременна. После того последнего разговора на эту тему они оба решили навсегда расстаться с мыслями о потомстве. И теперь супруги смотрели друг на друга, как две жертвы землетрясения 1929 года.
— Ты уверена?
— Абсолютно, — жалким голосом ответила Алекс.
Это была ее первая беременность. И теперь она наконец поняла то, чего раньше никогда полностью не осознавала, — ей совершенно не хотелось иметь детей.
— А может быть, это холера, малярия или что-нибудь в этом роде? — с надеждой спросил Сэм. Даже почти смертельная болезнь была бы для них обоих предпочтительнее, чем ожидание ребенка.
— Врач сказал, что у меня шесть недель беременности. — Задержка началась еще в поездке, но Алекс, решила, что это следствие Жары, прививки от малярии или просто тягот путешествия. И она никогда не выглядела более жалкой и несчастной, чем сейчас, когда она затравленно глядела на мужа.
— Я слишком стара для этого, Сэм. Я не хочу проходить через все это. Больше того — я просто не могу.
Сэма несколько удивили ее слова, однако он почувствовал некоторое облегчение, потому что тоже не хотел ребенка.
— Ты собираешься что-нибудь делать по этому поводу? — спросил он, пораженный ее непреклонностью. Ему казалось, что рано или поздно она захочет детей, и со временем он стал бояться этого.
— Я не думаю, что мы должны что-то делать. Получается какая-то гадкая ситуация. Понимаешь, мы же в принципе можем себе позволить завести ребенка… но у меня просто не хватит на это времени и… сил, конечно, — тщательно подбирала слова Алекс. — Когда мы обсуждали это в последний раз, я поняла, что дело именно в этом. Тогда мы исчерпали вопрос. Мы были так счастливы… а теперь — бац! — и мы ждем ребенка.
Сэм уныло усмехнулся:
— Какая злая шутка, правда? Когда мы в конце концов отказались от этой идеи, ты забеременела. Нет, в жизни все-таки много подводных камней. — Сэм употребил одно из самых любимых своих выражений, и на этот раз оно было вполне уместно. — Ладно, что мы будем делать?
— Я не знаю, — со слезами ответила Алекс. Ей не хотелось ни делать аборт, ни рожать. После двух недель мучительных размышлений они все-таки решили ничего не предпринимать и сохранить ребенка. Алекс считала, что с точки зрения морали они не имеют права выбирать, и Сэм согласился с нею. Они пытались относиться к грядущему пополнению семейства философски, но никакого энтузиазма у них не было. Алекс впадала в депрессию всякий раз, когда думала об этом, а Сэм, казалось, вообще забыл о ребенке. А когда они обсуждали эту тему, что случалось весьма и весьма редко, то со стороны могло показаться, что они говорят о какой-то временной болезни. Ни Алекс, ни Сэм не ждали рождения ребенка с нетерпением; им это представлялось событием, с которым им предстояло смириться, и они оба с ужасом думали о том, через что им придется пройти.
Через четыре недели Алекс вернулась с работы рано. Ее сильно тошнило, а живот просто разрывался на части от боли.
Швейцар помог ей выйти из такси и внес в подъезд ее кейс.
«Вам плохо?» — обеспокоенно спрашивал он. Алекс заверила его в том, что чувствует себя превосходно, хотя лицо ее было белым как бумага. Она поднялась на лифте и еле дотащилась до дверей квартиры; к счастью, дома была домработница, потому что через полчаса Алекс залила кровью всю ванную и почти потеряла сознание. Домработница сама привезла ее в больницу и позвонила Сэму на работу. К тому моменту, когда он добрался до больницы, Алекс уже была на операционном столе. Они потеряли своего ребенка.
Оба они ждали, что почувствуют сильное облегчение. Источник их мучений исчез сам собой. Но стоило Алекс проснуться после наркоза в отдельной палате, как она поняла, что пережить это будет не так-то легко. Обоих охватили скорбь и ощущение вины, и все те чувства по отношению к их нерожденному ребенку, которые она в себе так старательно сдерживала, нахлынули на нее сейчас, когда было уже поздно — вся любовь, страх, стыд, сожаление и тоска. Это был самый тяжелый момент в ее жизни, заставивший Алекс открыть в себе нечто такое, о чем она и не подозревала. Может быть, раньше этого действительно не было, но сейчас она была вся переполнена новыми переживаниями. И теперь ей хотелось только одного — заполнить образовавшуюся после выкидыша саднящую пустоту новым ребенком. Сэм чувствовал то же самое.
Вдвоем они оплакали народившегося младенца, и когда на следующей неделе Алекс вернулась на работу, она еще не вполне отошла от потрясения.
Затем последовали праздничные дни. Супруги уехали из Нью-Йорка, чтобы как следует все обсудить, и окончательно решили, что им нужен еще один ребенок. Они не знали, что это — реакция на происшедшее или действительное желание иметь детей, но одно они понимали хорошо — в их жизни произошло важное изменение.
Внезапно им обоим захотелось стать родителями.
Однако им хватило разума прийти к выводу, что нужно подождать несколько месяцев, чтобы выяснить, насколько глубоки их чувства. Но это оказалось невозможным. Через два месяца после своего тяжелого выкидыша Алекс с едва скрываемым ликованием сообщила Сэму, что она опять беременна.
На этот раз в отличие от первого они отпраздновали эту новость, не однажды, впрочем, сплюнув через левое плечо, — ведь Алекс могла потерять и этого ребенка. В конце концов, она была тридцативосьмилетней нерожавшей женщиной. Однако у нее было отменное здоровье, и врач заверил ее в том, что на этот раз никаких проблем возникнуть не должно.
— Чудаки мы с тобой, вот что я тебе скажу, — задумчиво произнесла Алекс однажды вечером, лежа в постели и поедая печенье. Вся кровать была в крошках, но Алекс уверяла мужа, что ее желудок только это печенье и переносит. — Мы совершенно свихнулись. Четыре месяца назад мы были на грани отчаяния от перспективы родить ребенка, а теперь мы выбираем имя, и я читаю в журналах какие-то дурацкие советы о том, что подвесить над кроваткой. По-моему, у меня крыша поехала.
— Может быть, — нежно улыбнулся Сэм. — Ты знаешь, мне становится все тяжелее делить с тобой супружеское ложе.
Я и не подозревал, что крошки от печенья могут значить так много. Как ты считаешь, ты всю беременность будешь есть только его или это пристрастие характерно только для первого триместра?
Алекс рассмеялась, и через секунду они уже катались по кровати в страстных объятиях. В последнее время они занимались любовью чаще, чем когда-либо. Ребенок стал постоянной темой их разговоров — как будто это было уже реальное существо, часть их жизни. Алекс сделала ультразвук, и как только выяснилось, что у нее родится девочка, они сразу же выбрали ей имя — Аннабел, в честь их любимого клуба в Лондоне. Алекс нравилось это имя, оно было связано с хорошими воспоминаниями. Эта беременность была совершенно не похожа на предыдущую. Казалось, в тот раз они выучили какой-то важный урок, преподанный им жизнью, и, будучи наказаны за равнодушное и враждебное отношение к тому ребенку, теперь с лихвой восполняли упущенное, испытывая самый необузданный восторг.
После Нового года коллеги устроили в честь Алекс вечеринку с подарками, и вскоре она неохотно оставила работу — всего за два дня до предполагаемой даты родов. Ей бы хотелось работать до самого начала схваток, но готовить процессы, которые она все равно не сможет закончить, не имело смысла. И она отправилась домой ожидать их маленького чуда, как они с Сэмом прозвали предстоящее событие. Алекс боялась, что ей наскучит сидение дома, однако, целиком погрузившись в хлопоты по устройству детской, она с удивлением обнаружила, что шитье распашонок и складывание пеленок в чистые стопки на пеленальном столе доставляют ей удовольствие. Женщина, чье присутствие в зале суда заставляло оппонентов дрожать от страха, преобразилась в мгновение ока. Алекс даже боялась, что материнство притупит ее адвокатские навыки, когда она вернется на работу. А вдруг она утратит строгость или способность сосредоточиться? Впрочем, сейчас она могла думать только о ребенке и с радостью воображала, как будет укачивать, пеленать и кормить свою дочь. Алекс пыталась представить себе, как она будет выглядеть, какие у нее будут волосы — рыжие, как у нее, или черные, как у Сэма, какие глаза — голубые или зеленые. Она ждала родов, как ждут встречи с давним другом после долгого отсутствия.
Они договорились с врачами из главной городской больницы. Алекс ратовала за то, чтобы все произошло естественным путем, собираясь смаковать каждое мгновение родов. Ей было тридцать девять, и она понимала, что вряд ли решится на второго ребенка, поэтому ей не хотелось ничего пропускать.
Несмотря на то отвращение, которое Сэм испытывал к больницам, он посещал школу Ламаза[1] вместе с ней и собирался присутствовать при родах.
Через три дня после назначенного срока, когда они с Сэмом обедали в «Элейн», у Алекс отошли воды, и они быстро поехали в больницу, откуда их отправили домой, потому что сами роды еще не начались. Они делали все так, как им советовали инструкторы. Алекс попробовала немного поспать, потом стала ходить по квартире, Сэм тер ей спину, и все казалось им приятным и легким. Ничего трудного — такого, с чем она не могла бы справиться, — в этом не было. Потом они лежали в постели и говорили о том, как странно прийти к этому чуду спустя тринадцать лет после свадьбы. Сэм посмотрел на часы и попытался вычислить, когда же наконец появится ребенок.
Вскоре они уснули, и когда Алекс разбудили схватки, она отправилась в ванную и приняла теплый душ, как ей было ведено, чтобы понять, остановятся схватки или усилятся. Она стояла под душем около получаса, засекая интервалы между схватками, а потом — внезапно, без всякого предупреждения — началась тяжелая стадия родов. Алекс с огромным трудом вышла из ванной и еле добралась до постели, чтобы разбудить спавшего мертвецким сном Сэма. Она стала трясти его за плечо, заливаясь слезами от ужаса, пока он наконец не проснулся и не воззрился на нее округлившимися глазами.
— Началось? — спросил он, вскакивая с кровати. Некоторое время он мотался по комнате в поисках брюк, чувствуя, как равномерно ухает его сердце, пока наконец не нашел их на стуле. Алекс согнулась от боли пополам, ухватив его за руку и сотрясаясь от стонов.
— Слишком поздно… Ребенок сейчас родится, — в ужасе повторяла она, сразу забыв все полученные уроки. Она была слишком стара для этого, и это было слишком больно, и ей уже не хотелось никаких естественных родов.
— Здесь? Он родится здесь? — растерянно спрашивал Сэм, не в состоянии поверить.
— Не знаю… Я… это… о Господи, Сэм… это ужасно… я с этим не справлюсь…
— Справишься, не волнуйся… В больнице тебе дадут лекарства… Не беспокойся… лучше надень что-нибудь.
В конце концов Сэм помог ей одеться и нашел ее туфли.
Он никогда не видел свою жену в таком тяжелом состоянии.
Было четыре часа утра. Швейцар вызвал им такси, и Алекс с трудом вошла в приемный покой, где ее уже ждал врач. Он остался вполне доволен течением родов, чего нельзя было сказать об Алекс. Сэм и не подозревал, что его жена способна кричать таким диким голосом, требуя наркоза, и впадать в истерическое состояние после каждой схватки. Однако понемногу она успокоилась, и через два часа после ее прибытия в больницу уже началась стадия потуг. Сэм обнимал ее за плечи, и все, кто находился в комнате, пытались поддержать ее. Казалось, это будет продолжаться вечно, но уже через полчаса новоиспеченные родители увидели крохотное личико рыжеволосой Аннабел. Девочка немедленно издала оглушительный крик, а затем, словно удивившись самой себе, посмотрела на Сэма. По щекам супругов текли слезы. Новорожденная смотрела на отца так, как будто она искала его долгое время и наконец нашла. Затем Аннабел передали матери, и Алекс, переполненная чувствами, о которых ей раньше и не приходилось мечтать, бережно взяла свою дочь на руки Она испытывала именно то, о чем ей приходилось слышать от других людей, и поражалась тому, насколько бедна была бы ее жизнь, если бы она не приобрела этот опыт. Через час Алекс уже кормила Аннабел и нянчилась с ней так, как будто занималась этим всю жизнь. Сэм беспрестанно щелкал фотоаппаратом, утирая слезы радости, — ни он, ни она были не в состоянии поверить, что на них свалилось такое счастье. Произошло чудо, которого могло бы и не быть. Словно мудрое Провидение излечило их от собственной глупости, показав им настоящий смысл жизни.
Первую ночь жизни своей дочери Сэм провел в больнице.
В основном они с Алекс смотрели на Аннабел, по очереди держа ее на руках и перепеленывая. Сэм восхищенно наблюдал за процессом кормления, думая про себя, что это самое красивое, что он когда-либо видел. Глядя на дочку, они оба решили, что теперь хотят второго ребенка. Трудно было поверить, что они чуть было не лишили себя этого несказанного благословения. Сэм не мог понять, как Алекс, только что прошедшая через все муки родов, могла хотеть повторения, но она была тверда в своем намерении. Перегнувшись к нему через спящую Аннабел, чтобы поцеловать, Алекс сказала:
— Я хочу еще одного.
— Ты шутишь, — ответил Сэм, удивленный, но довольный. Он, впрочем, признавался себе в том, что думает о том же самом. Конечно, он предпочел бы, чтобы второй ребенок оказался мальчиком, но еще одна девочка — это тоже неплохо.
Эта девочка была просто красавица. Сэм постоянно брал в руку ее тоненькие пальчики, а Алекс их все время целовала. В первый же день существования Аннабел родители были совершенно очарованы ею.
Когда они вернулись домой из больницы, это состояние очарованности так и не прошло, и Аннабел росла, окруженная постоянным восхищением мамы и папы. Сэм старался приходить домой пораньше. Когда Аннабел исполнилось три месяца, Алекс не без сожаления вернулась к работе. Она пыталась продолжать кормить девочку, но нерегулярность ее рабочего расписания не позволяла ей делать это.
Однако она забегала домой во время перерыва на ленч и дала себе слово в те дни, когда не было процессов, покидать офис ровно в пять и работать дома, после того как Аннабел уснет. А по пятницам она уходила в час, а там хоть трава не расти. Эти непривычно ранние для нее приходы домой превратились для Алекс в своего рода культ. Аннабел платила своим родителям настоящим обожанием. Она была солнцем, осветившим их жизнь, а для нее они были смыслом существования. Они наняли няню по имени Кармен, однако тот из них, кто первый приходил с работы, немедленно брал бразды правления в свои руки. Казалось, Аннабел ждала этого момента как манны небесной, издавая радостные крики всякий раз, когда видела кого-то из родителей.
Кармен нравилось работать у Паркеров. Они были прекрасными людьми, да и в Аннабел она была просто влюблена.
Она гордилась тем, у каких значительных людей она работает, рассказывала всем, как много и как успешно они трудятся.
Имя Сэма постоянно упоминалось в финансовой хронике газет. Проводимые им сделки были самыми выгодными. А Алекс несколько раз показывали по телевидению в репортажах о тех или иных громких делах. Кармен это откровенно нравилось.
И ни Алекс, ни Сэм ни минуты не сомневались в том, что у них не только самая красивая, но и самая умная дочь. Первые шаги она сделала в десять с половиной месяцев, очень скоро после этого заговорила, а фразами начала разговаривать гораздо раньше, чем большинство детей.
— Она будет юристом, — подтрунивала над мужем Алекс.
И действительно, девочка была как две капли воды похожа на свою мать, копируя ее даже в мимике.
Единственным разочарованием для Алекс и Сэма было то, что, к их удивлению, все попытки забеременеть у Алекс заканчивались неудачей. Они начали что-то предпринимать, когда Аннабел исполнилось полгода, и пытались еще год Алекс было сорок лет, и она пошла к специалисту, чтобы выяснить, все ли у нее в порядке. Врачи проверили и ее, и Сэма, но не нашли никаких отклонений и объяснили им, что в ее возрасте на то, чтобы зачать ребенка, может потребоваться больше времени. В сорок один год, чтобы «наладить» у нее овуляцию, доктор посадил ее на серофен, разновидность прогестерона, и в течение последующих полутора лет она не переставала пить лекарство, которое, казалось, доставляло ей больше неприятностей, чем вся ее прошлая жизнь. Они занимались любовью по расписанию, подсказывающему им, когда у Алекс пик выделения желтоватого гормона, то есть когда больше всего вероятность зачатия. Алекс добавляла свою мочу в различные химические реактивы, и если они окрашивались в голубой цвет, она тут же звонила Сэму на работу, и он сломя голову мчался домой. В шутку они называли такие дни «голубыми»; не было, однако, никакого сомнения в том, что все это только добавляло стрессовых ситуаций в их и без того достаточно сложную жизнь — ведь и у Сэма, и у Алекс была довольно нервная работа.
Им было трудно, но они оба соглашались с тем, что очень хотят второго ребенка. Порой им казалось смешным, что после стольких лет активного нежелания иметь детей они готовы преодолеть любые препятствия, чтобы только их дом наполнился детским смехом. Алекс и Сэм даже обсуждали идею уколов пергонала — более радикального, чем серофен, средства. обладавшего, впрочем, своими побочными эффектами. Кроме того, существовало еще и зачатие из пробирки. Не исключали они и более трудоемкие способы. Однако Алекс казалось, что в сорок два года она может зачать и без таких героических мер, особенно если учесть, что она все время пила гормональные таблетки, что само по себе было серьезным испытанием, поскольку она принадлежала к тем людям, которые непредсказуемо реагируют на лекарства. Алекс знала, что цель оправдывает средства, потому что они с Сэмом страстно желали иметь ребенка. Аннабел научила их многому — и главным образом тому, какой прекрасной может быть жизнь, когда с любимым человеком тебя связывает ребенок. Когда они были бездетны, им этого ощущения недоставало. Да, у них была карьера, затмевавшая все; но теперь Алекс понимала, что упустила что-то важное.
Аннабел к этому моменту исполнилось три с половиной года, и сердца ее родителей таяли всякий раз, когда они ее видели. Ее головка была покрыта кудряшками медного цвета, а огромные глаза были зелеными, как у ее матери. Все лицо девочки было покрыто мелкой крошкой веснушек, которые Алекс называла «сладкая пыль».
На рабочем столе Алекс стояла огромная фотография Аннабел с лопаткой в руках, сделанная на песчаном пляже Куске прошлым летом. Алекс бросила на нее быстрый взгляд и улыбнулась, а потом снова посмотрела на часы. Процесс, на котором ей пришлось присутствовать, съел лучшую часть ее утра, и до встречи с новым клиентом у нее оставался всего один час на то, чтобы просмотреть важные бумаги.
В комнату вошел Брок Стивенс, и Алекс подняла голову.
Это был один из молодых сотрудников фирмы, работавших на нее и еще на одного адвоката. Он делал всякую бумажную работу, был на побегушках и готовил ей документы для процессов. Он появился в «Бартлетт и Паскин» всего два года назад, но Алекс нравилось, как он справляется со своими обязанностями.
— Привет, Алекс, у тебя есть минутка после этого сумасшедшего утра?
— Есть. Что у тебя? — сказала она с улыбкой.
Броку было тридцать два года; со своими песчаного цвета волосами и немного детским обликом он казался ей мальчиком. Он окончил государственный юридический колледж Иллинойса и был выходцем из очень простой и небогатой семьи.
Однако Брок успешно окончил колледж и относился к юриспруденции с редкостным пылом. Это же чувство управляло всей жизнью Алекс, поэтому она очень хорошо относилась к нему.
Брок пересек комнату и уселся напротив нее, смотря на свою собеседницу серьезными глазами. Рукава его рубашки были закатаны, а галстук чуть распущен, что делало его еще моложе.
— Ну как процесс?
— Вполне. Я думаю, у Мэтта все получится. Его главный оппонент раскрылся, и Мэтт, похоже, получил то, что хотел. В конце концов он их разобьет, но это все равно будет продолжаться целую вечность. Меня это дело с ума сведет.
— Меня тоже. Но мне интересно работать над его историей. Знаешь, было довольно много прецедентов. Мне нравится.
Брок был такой молодой, неиспорченный и переполненный мечтами, что иногда он казался Алекс наивным человеком; однако он уже успел стать высококлассным юристом.
— Ладно, говори, с чем пришел? Что-то новое по делу Шульца?
— Угу, — со счастливой улыбкой ответил Брок. — Похоже, это черный капитал. В последние два года истец скрывал свои налоги. На суде он будет выглядеть весьма бледно. Поэтому-то они так долго не давали нам документов.
— Замечательно. Очень хорошо, — улыбнулась Алекс. — Как ты это обнаружил?
Им пришлось направить отдельное ходатайство о предоставлении финансовых отчетов, которые в конце концов пришли сегодня утром.
— Его действия вычислить довольно легко. Я тебе потом все покажу. Я думаю, что здесь можно вести разговор об уплате — если только удастся найти для этого господина Шульца.
— Сомневаюсь я в этом, — задумчиво сказала Алекс.
Джек Шульц был владельцем небольшой компании, против которой бывшие ее сотрудники дважды возбуждали уголовные дела с целью вымогательства денег. Как известно, это один из проверенных способов вытянуть кругленькую сумму из предпринимателя, который не желает пачкать руки. Однако это создало прецедент, и дело против Шульца возбудил очередной бывший сотрудник. В свое время он воровал у фирмы деньги, а теперь пытался прижучить бывшего шефа за дискриминацию. На этот раз Шульц платить не хотел, собираясь создать себе репутацию борца и победителя.
— Ну ладно, все равно мы получили то, что хотели. После показаний того парня из Нью-Джерси насчет незаконного возвращения части денег можно считать истца покойником.
— Я на это рассчитываю, — снова улыбнулась она. Процесс был назначен на следующую среду.
— Ты знаешь, у меня такое чувство, что адвокат истца свяжется с тобой на этой неделе по поводу выплат, поскольку у нас теперь есть их финансовые отчеты. И что ты ему скажешь?
— Посоветую прыгнуть в пропасть. На этот раз бедный Джек заслуживает победы. И он прав — нельзя поддаваться проискам мошенников. Если бы у других бизнесменов хватало сил делать то, что делает Джек!
— Дешевле — заплатить; ты же знаешь, что большинство из них просто не хочет связываться.
Однако оба не знали, что среди предпринимателей появилась стойкая тенденция бороться и выигрывать вместо того, чтобы откупаться от оппонентов, поощряя их к возбуждению новых грязных исков. Год назад Алекс выиграла несколько подобных процессов, и о ней заговорили как о специалистке в таких делах.
— Ты готова к процессу? — спросил Брок, прекрасно, впрочем, сознавая, что в ее случае это был глупый вопрос. Она всегда готовилась к суду на редкость тщательно, прекрасно знала закон, работала дома. Он старался облегчить работу Алекс всеми возможными способами и подстраховать ее, чтобы в зале суда не возникло никаких сюрпризов. Ему нравилось работать для нее. Она была строгая, но справедливая и не требовала, чтобы остальные трудились так же самоотверженно, как она.
Броку не было жалко тех сотен часов, которые он провел, готовя ее дела, — для него это была хорошая школа. Алекс никогда не выходила на процесс до тех пор, пока не исключала любую возможность риска для своих клиентов, всегда предупреждая их о всех возможных трудностях.
Брок мечтал о том, что в один прекрасный день и он станет партнером, как она, и знал, что время это не так далеко. Кроме того, он был уверен, что после нескольких лет такой плодотворной совместной работы Алекс охотно порекомендует его. Правда, она как-то с сожалением сказала, что, как только он станет партнером, а это произойдет, по ее мнению, очень скоро, ей некому будет поручить черновую работу. От другого партнера, на которого он работал, Брок знал, что Алекс уже замолвила за него словечко перед Мэттью Биллингсом, хотя сама Алекс в этом никогда бы не призналась.
— А кто этот новый клиент, с которым у тебя назначена встреча?
Брока всегда интересовали ее дела. Кроме того, она ему просто нравилась.
— Я еще не знаю. На самом деле его порекомендовала другая фирма. Мне кажется, он хочет возбудить дело против адвоката из другой юридической компании.
Она всегда с подозрением относилась к таким случаям, до тех пор пока не узнавала точно, что все сделано по справедливости. Ведение тяжбы всегда имело свои оборотные стороны.
Ей не раз приходилось улаживать дела тех, кто стремился выплеснуть свой гнев на мир, на людей, которые этого совершенно не заслуживали. Убогие, озлобленные и жадные, они часто думали, что их жизненное положение может быть улучшено судебным процессом, и Алекс никогда не бралась за подобные случаи, пока не убеждалась в том, что иск справедлив, а это бывало достаточно редко.
— Ладно, продолжай заниматься делом Шульца, постарайся все закончить, и давай займемся этим завтра утром. Завтра пятница, я ухожу в час, но я думаю, что у нас хватит времени на то, чтобы подбить бабки, а в выходные я еще раз все просмотрю. Я хочу снова внимательно прочитать все показания и убедиться в том, что я ничего не упустила.
Нахмурившись, Алекс сделала пометку в своем календаре: половина девятого, завтрашнее утро, Брок. В целом следующий день у нее был свободен, потому что она всегда старалась освободить пятницу для домашних дел.
— Я просматривал показания всю неделю с той же целью и сделал кое-какие замечания, которые покажу тебе завтра.
Там есть кое-что, чем ты не преминешь воспользоваться; кроме того, нам помогут видеозаписи.
Они сняли на видеопленку момент, когда давались некоторые показания. Алекс считала это средство действенным; кроме того, это всегда раздражало оппонентов.
— Спасибо, Брок.
Честное слово, сам Бог послал ей этого мальчика. При ее занятости без хорошего помощника она бы утонула в море дел.
У нее был еще один помощник, клерк, который проводил с Броком столько же времени, сколько с Алекс. Они были хорошей командой, и об этом все знали.
— Итак, половина девятого. Спасибо за то, что ты все так хорошо подготовил.
Ничего особенного в этом не было — просто у Брока был такой стиль работы, как и у Алекс. Он был въедливым и сообразительным юристом и вообще приятным человеком. Кроме того, он не был женат, что тоже было очень ценно. У него была куча свободного времени, которое он тратил на работу — вечерами, в праздники, выходные. Чтобы сделать хорошую карьеру, Брок был готов на все. Временами он напоминал Алекс ее саму и ее мужа в их прежние времена. Сейчас они работали так же упорно, но все равно не так, как раньше, когда и Сэм, и Алекс засиживались в офисах до полуночи. Теперь у них была своя семья, Аннабел, и они хотели от жизни большего, чем просто карьера. Но, к счастью для нее, Брок Стивенс не имел на нее никаких видов. Она знала, что ему нравилась одна из сотрудниц, тоже помощница, которая окончила Стэнфорд, но Брок слишком ценил свою карьеру, чтобы рисковать ею, заводя роман с коллегой. Существовали неписаные законы, и серьезные отношения могли повредить перспективе стать партнером — как для нее, так и для него. И он, и эта девушка были слишком амбициозны и горды, чтобы допустить такое.
Вскоре после этого она встретилась с новым клиентом и весьма равнодушно отнеслась к тому, что от него услышала.
Это было довольно неприятное дело, и она не была убеждена в том, что истец ей не врет. Да и вообще она предпочитала работу адвоката. Алекс сказала ему, что подумает над его просьбой и обсудит ее со своими партнерами, но ее собственные планы на данный момент и количество дел, которые ей предстоит подготовить к процессам, не позволят ей уделить новому иску то внимание, которого он, безусловно, заслуживает. Алекс держалась очень дипломатично, но очень твердо и обещала позвонить ему через несколько дней, после беседы с партнерами.
Впрочем, никакого желания встречаться с ним еще раз у нее не было. Ей просто нужно было некоторое время, чтобы подумать над этим, но она очень сомневалась, что возьмется за это дело.
И ровно в пять Алекс взглянула на часы, нажала на кнопку коммутатора и предупредила свою секретаршу Лиз Хэзкомб, что уходит. Она старалась каждый день уходить в пять, если ей позволял рабочий график. Подписав несколько писем, оставленных секретаршей, и набросав некоторые заметки, она дала Лиз еще несколько поручений. Через пару минут Элизабет Хэзкомб пришла забрать документы, обменявшись с Алекс улыбкой. Элизабет была вдова почти пенсионного возраста, имевшая четырех детей. Ей нравилось, что Алекс так рвалась к своей маленькой дочке каждый день — это свидетельствовало о том, что она была не просто хорошим юристом, но и хорошей женщиной и матерью. У нее было уже шесть внуков, поэтому она всегда охотно выслушивала рассказы об Аннабел и разглядывала ее фотографии, когда Алекс приносила их на работу.
— Привет мисс Аннабел. Как идут ее занятия?
— Ей нравится, — улыбнулась Алекс, убирая последние бумаги в свой кейс. — Не забудьте послать Мэттью Биллингсу мои записи об утреннем процессе. А к завтрашнему дню положите мне на стол все бумаги по делу Шульца. В половине девятого ко мне придет Брок.
Ей надо было обдумать тысячу вещей. Процесс Шульца начинался в следующую среду, и целую неделю или даже больше она в офисе не появится. Это означало, что надо было оставить остальные дела в безупречном состоянии. Да, в понедельник и вторник ей придется туго.
— Ну, до завтра, — тепло улыбнулась Алекс. Лиз знала, что, если понадобится, она всегда сможет позвонить Алекс домой или послать ей бумаги с курьером. Алекс была безумно привязана к Аннабел, но это не отрывало ее от дела и сотрудников. А когда Алекс уходила в зал суда, она всегда брала пейджер.
— Спокойной ночи, Алекс, — улыбнулась ей вслед Лиз Хэзкомб, и уже через пять минут Алекс была на Парк-авеню, прорываясь через пятичасовую пробку. Час пик только начался, и поймать такси было довольно сложно. Наконец она села в машину и с удивлением заметила, какая сегодня прекрасная погода. Это был один из великолепных октябрьских дней, полных яркого солнца и теплого воздуха, и лишь легкий ветерок напоминал о том, что на дворе осень.
Если бы Алекс не спешила к дочери, она бы пошла пешком — погода того стоила. Однако она села в машину, думая об Аннабел и ее озорном веснушчатом личике — и о том, как ей хочется снова забеременеть. Вот уже три года они стараются изо всех сил, но это счастливое событие никак не происходит.
С другой стороны, к более драматическим мерам она была еще не готова. Интересно, как она сможет всунуть в свой напряженный рабочий график оплодотворение из пробирки или даже персонал. Все это было так сложно… Как было бы хорошо, если бы она забеременела естественным способом. Уровень прогестерона был достаточно высок, уровень стимулирующего фолликулы гормона достаточно низок… но ребенка она зачать пока не могла. Подумав об этом, Алекс решила, что, придя домой, первым делом сделает «голубой тест», просто чтобы убедиться, что они не упустили идеального момента. По ее расчетам, в эти выходные у нее должна произойти овуляция. Слава Богу, она хоть не будет работать на процессе, подумала она, пока такси пробиралось через запруженную машинами улицу.
На углу Мэдисон и 74-й они застряли так прочно, что она решила выйти и пройти последние три квартала пешком. Ветерок приятно обдувал лицо — ведь она целый день провела в помещении. Алекс шла пружинистым шагом, размахивая кейсом, и думала о том, как она войдет в квартиру и увидит Аннабел. Может быть, Сэм уже дома. Она улыбнулась, подумав о нем. Несмотря на то что их супружеский стаж составлял уже семнадцать лет, она все еще была влюблена в него. Да, у нее было все. Великолепная карьера, очаровательная дочка, муж, которого она очень любила. Алекс была самая счастливая женщина на свете, и она это знала. Она никогда не относилась к этому как к чему-то само собой разумеющемуся, зная, что должна каждый день благодарить судьбу за каждую крупицу счастья. И если она не сможет забеременеть снова, жизнь на этом не кончится. Может быть, они усыновят ребенка. Или у них будет только Аннабел. Они с Сэмом были единственными детьми в своих семьях, и это им не особенно навредило. Кроме того, говорят, что единственные дети умнее.
Что бы ни произошло, она знала, что жизнь ее протекает так, как ей этого хотелось. Одна мысль об этом заставила ее широко улыбнуться. Поздоровавшись со швейцаром, Алекс быстрым шагом вошла в вестибюль.
