О книге
Это – история сильной женщины, готовой на все, чтобы вернуть дом своего детства, и решительного, властного мужчины, не выбирающего средств, чтобы завоевать сердце этой женщины...
Это – история верной дружбы, что выдержала испытание временем и расстоянием, и история страстной любви, ради которой, не задумываясь, рискуют жизнью...
Это – история таинственных семейных интриг и странных загадок, разгадки которых могут оказаться смертельно опасными...
Это – «Повороты судьбы» Даниэлы Стил.
Глава 1
Солнечным августовским утром Мари-Анж Хокинс лежала в высокой траве под раскидистым старым деревом, слушая пение птиц, и смотрела в небо, по которому плыли пушистые белые облака. В теплом воздухе, пахнущем цветами, монотонно жужжали пчелы. Все одиннадцать лет своей жизни Мари-Анж прожила в замке Мармутон, в уютном, безопасном мире, со всех сторон окруженная любовью и заботой. Ей нравилось приходить на эту поляну с полными карманами яблок из сада; больше всего она любила гулять далеко от дома, в одиночестве бродить по лесу, как молодая лань, и ходить по щиколотку в воде по лесному ручью. Ниже по его течению находилась старая ферма со скотным двором, коровами и лошадьми. Завидев Мари-Анж, работники улыбались и приветливо махали ей.
Гуляла ли она по лесу, заходила ли в сад, чтобы нарвать яблоки или персики, Мари-Анж почти всегда была босиком. Мать иногда бранила ее: «Ты похожа на цыганку!», но при этом всегда улыбалась Франсуаза Хокинс обожала своих детей.
Робер, старший брат Мари-Анж, родился вскоре после войны, через одиннадцать месяцев после того, как Франсуаза вышла замуж за Джона Хокинса. Тогда же Джон и основал свой бизнес – занялся экспортом вина. Дела шли хорошо, и за пять лет он сколотил внушительный капитал. Когда родилась Мари-Анж, родители купили замок Мармутон, в котором она и выросла. Мари-Анж ходила в местную школу в ближайшем поселке, а потом в тот же лицей, где учился ее брат. В сентябре Робер уедет в Париж изучать экономику в Сорбонне. Впоследствии он собирался работать в отцовской фирме. Бизнес настолько быстро развивался, что Джон и сам удивлялся, насколько успешной оказалась его затея. Франсуаза очень гордилась мужем, впрочем, она гордилась им всегда. История их любви была удивительной и очень романтической.
В конце войны Джон Хокинс, американский солдат, был заброшен со своим полком во Францию, но, прыгая с парашютом, он неудачно приземлился на дерево и сломал ногу. Это произошло недалеко от фермы родителей Франсуазы. Главы семейства тогда не было дома, он ушел на сходку бойцов Сопротивления и вернулся только поздно ночью. Франсуаза и ее мать подобрали пострадавшего солдата и спрятали на чердаке. Рослый, обаятельный американец, светловолосый и голубоглазый, как многие жители Среднего Запада, поразил воображение шестнадцатилетней Франсуазы. Джон тоже, как и она, вырос на ферме и быллишь на четыре года старше девушки. Ее мать зорко следила за молодыми людьми, опасаясь, что дочь влюбится и наделает глупостей, но американец оказался порядочным парнем. Она учила его французскому языку, он ее – английскому. Боясь даже зажечь свечу, чтобы не привлечь внимание немцев, они сидели по ночам на чердаке, разговаривая шепотом. Джон пробыл на ферме четыре месяца, а затем отец Франсуазы и его друзья из Сопротивления тайно переправили его к американцам. Молодые люди очень привязались друг к другу. Франсуазе не хотелось расставаться со своим любимым. Джон обещал вернуться, и она ему поверила.
В последние дни фашистской оккупации, когда до освобождения Франции оставалось совсем немного, родители Франсуазы погибли и девушку отправили к родственникам в Париж. В этой суматохе адрес Джона куда-то затерялся, и Франсуаза не знала, где искать своего любимого. Ей, конечно, и в голову не могло прийти, что он в это время был в Париже и участвовал в его освобождении. Лишь много позже они узнали, что все это время были близко друг от друга.
Так и не увидевшись с Франсуазой, Джон вернулся в Америку, на ферму родителей в штате Айова. По возвращении он узнал, что отец его погиб на Гуаме. Будучи старшим в семье, он должен был заботиться обо всех – матери, сестрах и братьях. Вскоре Джон написал Франсуазе письмо, потом писал еще и еще, но ответа не получал. Впрочем, и письма его обратно не возвращались. Прошло два года, и он смог накопить денег на поездку во Францию, чтобы искать Франсуазу. Но когда он приехал на ее ферму, оказалось, что ферма продана. От соседей Джон узнал, что родители Франсуазы погибли, а сама она уехала в Париж. .
Туда Джон и отправился на ее поиски. Он обращался в полицию, в Красный Крест, искал ее среди студентов Сорбонны, во всех местных школах, и все безрезультатно. А потом произошло чудо. За день до возвращения в Америку, сидя в небольшом кафе на левом берегу Сены, Джон вдруг увидел Франсуазу. Она медленно брела по улице под дождем, понурив голову. Сначала Джон подумал, как эта девушка похожа на его Франсуазу, но, присмотревшись повнимательнее, он ее узнал, вскочил и устремился за ней. Увидев его, Франсуаза бросилась ему на шею и расплакалась.
Этот вечер они провели вместе в доме ее двоюродной сестры, а утром Джон опять уехал в Штаты. Весь следующий год они переписывались, а потом Джон снова вернулся в Париж, и на этот раз насовсем. Франсуазе тогда было девятнадцать, а ему двадцать три. Через две недели после его возвращения они поженились. С тех пор они больше не расставались и прожили вместе девятнадцать лет. После рождения Робера Хокинсы уехали из Парижа. Джон признался, что по-настоящему чувствует себя дома не в Айове на своей ферме, а во Франции. Рассказывая друзьям свою историю, супруги обычно с улыбкой говорили, что это – судьба. Мари-Анж слышала эту историю много раз и всегда находила ее очень романтичной.
С родственниками отца Мари-Анж не была знакома. Родители и оба брата ее отца умерли еще до ее рождения, через несколько лет умерла его младшая сестра, а старшая погибла в автокатастрофе, когда Мари-Анж не было и года. Из всех родственников у Джона осталась только тетка, сестра его отца, но их отношения нельзя было назвать родственными. Мари-Анж чувствовала, что отец ее недолюбливает. Никто из его родных никогда не приезжал в Мармутон. Джон не раз говорил, что когда он уезжал во Францию к своей любимой, никто из родных не поддержал его, сочтя чуть ли не сумасшедшим. У Франсуазы родных братьев и сестер не было, а двоюродные брат и сестра тоже погибли в автокатастрофе в то время, когда Мари-Анж было три года. Таким образом, единственными ее родственниками были родители, брат Робер да еще двоюродная бабушка из далекой Айовы, о которой она знала лишь то, что отец ее не любит и не поддерживает с ней никаких отношений. Однажды он отозвался о ней как о злобной и мелочной старухе, но Мари-Анж была тогда слишком мала, чтобы понять, что это означает. Однако девочка не испытывала недостатка в родственниках: ее жизнь была полной, а окружающие, даже Робер, который любил ее поддразнивать, относились к ней как к любимому и желанному ребенку, дару небес. Даже ее имя означало «ангел».
Мари-Анж знала, что будет скучать по брату, но мама уже пообещала что будет возить ее в Париж навещать Робера. Джону иногда приходилось бывать в Париже по делам, и они с Франсуазой с удовольствием отправлялись туда вместе, останавливаясь на одну или две ночи в отеле. Обычно в таких случаях они оставляли Мари-Анж с Софи, пожилой экономкой, которая работала у них еще с тех времен, когда Робер был маленьким. Софи переехала вместе с ними в Мармутон и поселилась в маленьком домике рядом с хозяйским домом. Мари-Анж любила ходить в гости к Софи, которая обычно угощала ее чаем с печеньем.
Словом, жизнь Мари-Анж была прекрасной во всех отношениях. У нее было именно такое детство, о котором мечтают многие. Она жила в старинном замке, как маленькая принцесса, и при этом у нее были и свобода, и любовь близких, и она чувствовала, что ее безмятежности ничто не угрожает. А когда мать наряжала ее в красивое платье, привезенное из Парижа, она выглядела как настоящая принцесса, во всяком случае, так говорил ее отец. Однако когда Мари-Анж бегала босиком по полям и лесам в платьях, превратившихся после лазания по деревьям в лохмотья, он говорил, что она похожа на оборванку.
– Ну, малышка, какое озорство ты затеваешь сегодня? – спросил Робер, разыскав ее, чтобы позвать на ленч.
Софи была слишком стара, чтобы гоняться за ней, поэтому Франсуаза обычно посылала за девочкой брата. К тому же Робер знал все ее любимые тропки и укромные места.
– Никакого.
Она улыбнулась. Ее лицо было перемазано персиками, карманы битком набиты персиковыми косточками. И Робер, и Мари-Анж – оба пошли в отца:высокие, светловолосые, красивые. Золотые кудряшки и голубые глаза действительно придавали облику Мари-Анж нечто ангельское. Из всей семьи только у Франсуазы были темные волосы и карие глаза, и Джон не раз сожалел о том, что у них нет еще одного ребенка, который походил бы на жену. Но Мари-Анж все-таки унаследовала кое-что и от матери: ее веселый, озорной нрав.
– Мама велела тебе идти домой завтракать, – сказал Робер, подгоняя сестру домой, как овечку, отбившуюся от стада. Роберу, конечно, не хотелось признаваться сестре в том, что он будет очень скучать по ней в Париже. Ведь его сестренка повсюду ходила за ним как тень, с тех пор как научилась ходить.
– Я не проголодалась, – ответила девочка.
– Еще бы, ты ведь все время ешь, – усмехнулся он. – Как у тебя еще живот не разболелся от такого количества персиков?
– Софи говорит, что они полезные.
– Ленч тебе тоже не повредит. Пошли, скоро вернется папа. Тебе нужно еще умыться и обуться.
Он взял ее за руку, и она пошла за ним к дому, вернее, не пошла, а поскакала, дурачась и бегая вокруг него, как щенок на поводке.
Увидев, на что похожа ее дочь, Франсуаза вздохнула.
– Мари-Анж, – сказала она по-французски (лишь Джон разговаривал с Мари-Анж по-английски, но девочка удивительно хорошо освоила язык, хотя и говорила с акцентом), – утром ты надела новое платье, и посмотри, во что оно превратилось! В лохмотья!
Франсуаза округлила глаза от притворного ужаса. Она никогда по-настоящему не сердилась на дочь – шалости девочки ее забавляли.
– Нет, мама, порвался только передник, – Мари-Анж виновато улыбнулась, – а платье не порвалось.
– Что ж, и на том спасибо. А теперь пойди умойся и обуйся, Софи тебе поможет:
Из кухни вышла пожилая женщина в потертом черном платье и чистом фартуке и стала подниматься вслед за Мари-Анж по лестнице. Софи уже не могла подняться на верхний этаж так же легко, как раньше, но ради своей «малышки» готова была идти хоть на край света. За Робером она ухаживала с самого его рождения, а когда через семь лет родилась Мари-Анж, для нее, одновременно и экономки, и няньки, это было счастливым сюрпризом. Софи любила семью Хокинсов, как своих родных. У нее была дочь, но та жила в Нормандии, и они редко виделись. Софи, наверное, никогда бы в этом не призналась, но дети Хокинсов стали ей гораздо ближе и дороже, чем родная дочь. Софи тоже горевала, что Робер вынужден будет ради учебы покинуть дом, но понимала, что для мальчика так будет лучше, и надеялась, что они скоро увидятся, когда он приедет домой на каникулы.
Поначалу отец хотел, чтобы Робер учился в Штатах, но Франсуазе эта мысль не понравилась, да и сын признался, что не хочет уезжать от них так далеко. Все члены семьи Хокинсов были очень привязаны друг к другу, к тому же у Робера здесь оставалось много друзей, и Париж казался ему краем света.
Когда Мари-Анж, умывшись и переодевшись, спустилась вниз, отец сидел за столом. Мать только что налила два бокала вина: побольше – для мужа, поменьше – для сына. Вино в доме подавалось к каждой еде, иногда и Мари-Анж добавляли немного вина в стакан с водой. Джон очень легко и быстро перенял французский стиль жизни. С деловыми партнерами он общался на французском языке, но с детьми говорил по-английски, чтобы они знали его родной язык. Робер говорил на нем лучше, чем Мари-Анж.
За ленчем Джон с сыном разговаривали о делах, Франсуаза пересказывала местные новости, одновременно следя за тем, чтобы Мари-Анж ела аккуратно. Несмотря на то что девочке позволялось бегать по полям и лесам, ее воспитанием занимались серьезно, и у нее были очень хорошие манеры – конечно, когда она о них не забывала.
– А ты, малышка, чем занималась сегодня? – спросил отец, взъерошивая рукой ее волосы.
Франсуаза налила мужу крепкий черный кофе.
– Папа, она обчищала твой сад, – со смехом ответил за сестру Робер.
Мари-Анж посмотрела сначала на отца, потом на брата.
– Робер говорит, что у меня заболит живот от персиков, а он вовсе не болит, – гордо сообщила девочка и добавила тоном королевы, сообщающей подданным о планах своих визитов: – Позже я собираюсь побывать на ферме.
Абсолютно все, с кем Мари-Анж доводилось общаться, считали ее очаровательной, ей же, в свою очередь, еще не приходилось иметь дело с людьми, которые бы ей не нравились. Особенно ее любил брат. Видимо, большая разница в возрасте способствовала их хорошим отношениям и не развила у него чувство ревности.
– Ты знаешь, что тебе скоро в школу? – напомнил отец. – Каникулы кончаются.
Мари-Анж нахмурилась. Приближение учебного года означало, что брат скоро уедет. Хотя Робер с радостью ожидал начала студенческой жизни в столице, и он, и родители сознавали, что разлуку с сестрой он будет тяжело переживать.
Родители сняли Роберу небольшую квартирку на левом берегу Сены. Перед началом занятий Франсуаза сама собиралась отправиться в Париж, чтобы помочь сыну устроиться на новом месте. Она уже отправила туда некоторую мебель и сундуки с вещами.
В день отъезда брата Мари-Анж встала с рассветом и убежала в сад. Там Робер ее и обнаружил.
– Разве ты не собираешься позавтракать со мнойперед отъездом?
Сестра хмуро посмотрела на него и молча замотала головой. По ее покрасневшим глазам было легко догадаться, что она плакала.
– Я не хочу.
– Мари-Анж, не можешь же ты просидеть тут целый день, пойдем со мной, выпьем вместе кофе с молоком.
Ей не разрешалось пить кофе, но брат иногда давал ей глотнуть из своей чашки. Больше всего ей нравилось делать «гусики», макая кусочки сахара в егокофе, пока они не намокнут. После этого Мари-Анж быстро, чтобы никто не увидел, клала их в рот, и на ее личике появлялось выражение блаженства.
Ее глаза снова наполнились слезами. Робер взял сестру за руку и мягко потянул в сторону дома.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – пробурчала Мари-Анж.
– Я уезжаю ненадолго, скоро праздник – День всех святых, и я приеду домой.
В расписании занятий, которое Роберу прислали из Сорбонны, это были первые небольшие каникулы, но два месяца, отделяющие их от начала учебного года, казались его младшей сестре чуть ли не вечностью.
– Мари-Анж, ты даже не успеешь по мне соскучиться, с тобой остаются мама, папа и Софи, школьные друзья тоже никуда не денутся, тебе будет с кем играть.
– Зачем тебе вообще ехать в эту дурацкую Сорбонну? – снова захныкала девочка.
Она стала тереть глаза руками, размазывая грязь по щекам, и Робер невольно улыбнулся. С чумазым личиком Мари-Анж походила на уличного сорванца. «Какая же все-таки Мари-Анж милая, – подумал он. – Ее так все любят, так балуют, она действительно всеобщая любимица».
– Мари-Анж, я должен получить образование, чтобы помогать папе. Когда-нибудь ты вырастешь и тоже уедешь в Сорбонну, если, конечно, не собираешься всю жизнь только и делать, что лазать по деревьям. Кажется, ты бы не отказалась.
Девочка улыбнулась сквозь слезы и села за стол рядом с братом.
Франсуаза вышла к завтраку в элегантном темно-синем костюме, купленном в прошлом году в Париже. Джон был в серых слаксах, блейзере и темно-синем галстуке от Эрме, который, ему купила Франсуаза. Они составляли на редкость красивую пару. В свои тридцать восемь Франсуаза с ее девичьей фигуркой и милым лицом, почти не тронутым морщинами, выглядела лет на десять моложе. Джону казалось, что она совсем не изменилась с тех пор, как они познакомились. Да и он оставался все таким же привлекательным блондином, как в ту ночь, когда приземлился на дерево неподалеку от дома ее родителей.
Франсуаза повернулась к дочери:
– Пообещай, что будешь слушаться Софи, пока мы будем в отъезде.
Робер тайком передал сестре кусочек сахара, пропитанный кофе, она быстро сунула его в рот и с благодарностью посмотрела на него.
– Не убегай далеко, помни, что Софи не может за тобой гоняться. – Через два дня у Мари-Анж начинались занятия в школе. – Мы с папой вернемся в выходные.
Но без Робера. Ей это казалось трагедией.
– Я буду тебе звонить из Парижа, – пообещал Робер.
– Каждый день?
Она посмотрела на брата широко раскрытыми голубыми глазами, так похожими на глаза отца.
– Так часто, как только смогу, я же буду ходить на занятия.
Он обнял сестру, поцеловал в обе щеки и вместе с родителями пошел к машине. Каждый нес в руке по небольшому чемоданчику. Перед тем как закрыть дверь, Робер сунул в руку Мари-Анж маленький сверток:
– Это тебе.
Машина тронулась с места. Мари-Анж и Софи стояли рядом, махали вслед машине и обе плакали. Позже, вернувшись в кухню, Мари-Анж развернула крошечный сверток и увидела маленький золотой медальон с фотографией Робера. На снимке, сделанном в прошлое Рождество, Робер улыбался. В другую половинку медальона была вставлена фотография их родителей, сделанная в тот же день. Софи помогла девочке надеть медальон на шею и застегнула тонкую золотую цепочку.
– Очень милый подарок. Робер молодец, – сказала Софи, вытирая глаза платком.
Она принялась убирать со стола, а Мари-Анж пошла полюбоваться на себя в зеркало. Медальон был красивый, но глядя на маленькие фотографии брата и родителей, Мари-Анж почувствовала себя одинокой. Мама перед отъездом поцеловала ее, папа обнял, взъерошил волосы и пообещал, что в субботу, вернувшись из Парижа, они заедут за ней в школу. Замок без родителей и брата казался пустым. Бродя по дому, она зашла в комнату Робера и присела на его кровать. Через час там ее и нашла Софи. Когда экономка заглянула в комнату, Мари-Анж сидела на кровати с потерянным видом.
– Хочешь пойти со мной на ферму? – спросила Софи. – Мне нужно купить яиц, и я обещала принести мадам Фурнье бисквиты.
Мари-Анж только грустно покачала – головой. Сегодня ее не привлекала даже ферма – она уже скучала по брату. Без Робера зима в Мармутоне обещала быть долгой и скучной.
Софи очень не хотелось оставлять девочку одну, но ей необходимо было сходить на ферму.
– Мари-Анж, я скоро вернусь. Обещай не уходить из сада, я не могу искать тебя в лесу. Обещаешь?
– Да, Софи, – покорно пообещала девочка.
Мари-Анж не хотелось никуда идти, но как только Софи ушла, она вышла во двор. Там ей тоже было скучно, и она решила сходить во фруктовый сад, чтобы набрать яблок. Она знала, что если соберет в подол передника достаточно, то Софи сможет испечь яблочный пирог.
Но Софи, вернувшись из деревни, была тоже сама не своя. Она сварила для Мари-Анж ее любимый суп, но девочка едва притронулась к еде. У обеих было подавленное настроение. Вскоре Мари-Анж снова пошла в сад, но вместо того, чтобы играть, просто легла в высокую траву и стала смотреть в небо, думая о брате. В это время дня она обычно так и делала. Девочка заметила, что в их внутреннем дворе появилась полицейская машина, но и это ее не заинтересовало. Местные жандармы иногда заезжали к ее родителям поздороваться, проверить, все ли в порядке, а Софи поила их чаем. Мари-Анж подумала: «Интересно, они знают, что папа с мамой в Париже?»
Позже, когда Мари-Анж вошла в кухню, полицейский сидел там с Софи, которая почему-то плакала. Сначала Мари-Анж решила, что Софи, рассказывая ему о том, что Робер уехал в Париж, расплакалась. Думая об этом, девочка дотронулась до подаренного Робером медальона. Она не снимала его весь день и хотела проверить, не потеряла ли его в саду. Когда она вошла, полицейский и Софи разом замолчали. Пожилая экономка посмотрела на Мари-Анж с тоской во взгляде, и девочка вдруг поняла, – что-то случилось и дело вовсе не в отъезде Робера. Может, с дочерью Софи случилось несчастье? Но взрослые по-прежнему молчали, глядя на нее, и от необъяснимого страха у нее по спине пробежал холодок.
Молчание затянулось. Софи посмотрела .на жандарма, потом на девочку и, протянув к ней руки, сказала:
– Иди ко мне, дорогая, присядь. – Она похлопала себя по коленям, приглашая Мари-Анж сесть. Девочка немного удивилась: она давно выросла из того возраста, когда забираются на колени ко взрослым, но все же подошла и села. Софи обняла ее своими худыми руками. Старая женщина не находила в себе сил рассказать девочке о том, что случилось, и жандарм понял, что это должен сделать он.
– Мари-Анж... – начал он скорбно.
Мари-Анж почувствовала, что Софи дрожит, и ейвдруг захотелось заткнуть уши и убежать. Что бы нисобирался сказать жандарм, она не желала его слушать, но заставить его замолчать она не могла.
– На дороге произошла авария.
У Мари-Анж перехватило дыхание, сердце забилось часто-часто. Авария? Не может быть! Но раз он говорит, значит, так и есть. Видно, пострадал кто-то из семьи, вот почему он приехал к ним.
– Страшная автокатастрофа, – продолжал полицейский. Девочку охватил ужас. – Твои родители и брат...
Мари-Анж спрыгнула с колен Софи и попыталась убежать, но полицейский схватил ее за руку. Как ни тяжело ему было сообщать ребенку эту ужасную новость, он знал, что обязан это сделать.
– Они погибли. Это случилось час назад. Водитель грузовика не справился с управлением, вылетел на встречную полосу и врезался в вашу машину. Они погибли мгновенно. Нам позвонили из дорожной полиции.
Он замолчал так же внезапно, как и заговорил. Мари-Анж стояла в оцепенении, чувствуя, как бьется ее сердце. В наступившей тишине тиканье часов казалось неестественно громким.
– Это неправда! – закричала девочка. – Вы все врете! Мама с папой и Робер уехали в Париж!
– К сожалению, они не доехали до Парижа, – скорбно сказал жандарм.
Софи всхлипнула, и в то же мгновение Мари-Анж завизжала и стала вырываться из его рук. Не зная, как быть, и не желая причинить ребенку боль, жандарм разжал руки. Мари-Анж бросилась из комнаты, выбежала из дома и побежала в сад. Жандарм растерянно посмотрел на Софи. У него не было детей, и он не знал, как с ними обращаться.
– Может, мне пойти за ней?
Экономка отрицательно покачала головой и вытерла глаза уголком фартука.
– Пусть побудет одна, позже я сама за ней схожу. Ей нужно время, чтобы свыкнуться с этим страшным известием.
Но сейчас Софи только и могла, что оплакивать потерю и гадать, что будет теперь с ней и Мари-Анж. Три замечательных, красивых, дорогих ей человека умерли в одно мгновение... Ей и самой было трудно в это поверить. Когда жандарм описывал ей место трагедии, Софи хотелось заткнуть уши. Она молилась только о том, что смерть всех троих была быстрой и они не страдали. Но что ждет Мари-Анж, осиротевшую в одно мгновение? Она спросила об этом жандарма, но тот ничего не смог ответить и посоветовал ей связаться с поверенным семьи Хокинсов.
Наступили сумерки, и Софи пошла искать Мари-Анж. Найти девочку оказалось нетрудно: она сидела под деревом, свернувшись в клубочек, и, уткнувшись лицом в колени, плакала. Софи молча села рядом. Некоторое время она молчала, потом сказала сквозь слезы:
– Мари-Анж, на все воля Божья, он забрал твоих родителей и Робера на небеса.
– Нет, не забрал! – упрямо возразила девочка. – А если он это сделал, я его ненавижу!
– Не говори так. Мы должны молиться за них.
С этими словами Софи обхватила девочку за плечи и стала тихонько покачивать, словно баюкая. Они долго так сидели и плакали, старая женщина и маленькая девочка. Только когда совсем стемнело, встали и побрели домой. Всю дорогу до дома Софи обнимала девочку. Мари-Анж была так ошеломлена, что у нее подкашивались ноги. У дверей она ©становилась, подняла голову и с ужасом посмотрела на Софи.
– Что теперь будет с нами? – прошептала она. – Мы можем остаться здесь?
– Не знаю, дорогая, надеюсь, что да.
Софи не представляла, что будет дальше, и ей не хотелось обещать девочке то, что она не сможет выполнить. Она знала, что во Франции у Мари-Анж никого не осталось. Из Америки к Хокинсам тоже никто никогда не приезжал, и насколько Софи было известно, у девочки не осталось родственников и там. Казалось, Мари-Анж осталась одна на всем белом свете. Пытаясь представить себе жизнь без родителей и Робера, девочка содрогнулась от ужаса. Она не знала, что ждет ее впереди, но знала, что никогда больше не увидит ни родителей, ни брата и что ее счастливая и такая защищенная жизнь оборвалась так же внезапно, как если бы она умерла вместе с ними.
